– Ну?
– Никогда в жизни не видел ничего более тягостного.
– Расплата за то, что напугали меня до полусмерти. Полагаю, это не та персона, о которой вы говорили?
– Нет.
– Ей не нужны наркотики. Она и так на грани смерти по нескольким причинам.
– Господи, да кто она такая?
– Просто маниакальная алкоголичка. Это все, что мы знаем. Остальное – не наше дело. Какая-то старинная пациентка доктора Троллингера. Прошлой весной ему послали сигнал бедствия из одного дешевого отеля. Он оплатил счет и доставил ее сюда. Долго у нас – да и вообще в жизни – она не задержится. Одно могу сказать в ее пользу: она не падает духом. Любая другая в ее положении лежала бы пластом, а она ничего – держится. Даже красит волосы. Хорошо воспитана, – подытожила госпожа Лихтенвальтер и, вынув сигарету изо рта, улыбнулась.
– Склонна к самоубийству?
– Нет, просто психическое истощение. У нее нет депрессии. Возможно, думает, что смерть – самый короткий путь домой. – Госпожа Лихтенвальтер уже без улыбки посмотрела на свою сигарету.
– Есть средства?
– Небольшая рента или что-то в этом духе. Достаточно, чтобы содержать ее здесь. Доктор Троллингер присматривает за ней.
– Почему она так цепляется за свою сумочку?
Госпожа Лихтенвальтер бросила на Графа проницательный взгляд.
– А вы все замечаете. Там нет ничего, кроме всякого хлама. Мы проверяли, когда она поступила сюда. Мы боялись, что в сумке может быть что-то опасное для жизни. Оказалось – просто хлам и на франк мелочи. Наверное, ей кажется, что там по-прежнему полно банкнот и драгоценностей. Во всяком случае, она не выпускает сумочку из рук ни днем, ни ночью, даже убирает на ночь под подушку.
– Она еще имеет право подписывать чеки?
– Какие чеки?
– Ее ренты.
– Не знаю. Этим ведает доктор Троллингер. Возможно, у него есть какие-то полномочия, пока она жива. Ничего не знаю. – Заведующая искоса смотрела на Графа сквозь сигаретный дым.
Он продолжал молча курить.
– Во всяком случае, – проговорила госпожа Лихтенвальтер, – вы можете позабыть и о такси, и о больном лейкемией, и о похоронном бюро. Разве не так?
– Абсолютно точно.
– Небось сочинили все это, чтобы заставить меня показать пациентку? Вот уж доктор Троллингер обрадуется. Мне, конечно, придется рассказать ему об этом.
– Конечно.
– Не могу поверить, что в этой истории замешан доктор Бьянчи!
– Не волнуйтесь. Просто госпожа Мадер для него не чужой человек, вот и все.
Граф встал.
– Весьма признателен. Я отношусь к вам с большим уважением, госпожа Лихтенвальтер, и, смею надеяться, взаимным.
– Я не настолько рассердилась на вас, как следовало бы, если это послужит вам утешением. – Впервые женщина взглянула на него с интересом и любопытством. – А вы забавный.
– Неужели?
– Вы адвокат или что-то в этом роде?
– Не адвокат. Но что-то в этом роде.
Граф протянул руку госпожа Лихтенвальтер, ее рукопожатие оказалось вялым – силы покинули ее могучее тело. И, словно в поисках духовного утешения, она уставилась на портрет трагической, в сущности, личности – Иеремии Валпа.
Граф снова оказался на улице, постоял немного, рассматривая мрачный фасад психиатрического заведения. Сейчас он лучше понимал, почему выгодное – с материальной точки зрения – заведение производило на постороннего такое отталкивающее впечатление. Оно выглядело так, что любой прохожий, бросивший на него мимолетный взгляд, в первую очередь решит: «Здесь нет ничего достойного первых страниц газет. Здесь не бывают значительные лица города. Мы не стоим вашего внимания». Однако, у Графа появилась абсолютная уверенность, что, по крайней мере, одна пациентка клиники Иеремии Валпа вполне достойна первой полосы газет. Пациентка, известная здесь под именем госпожи Дювалье.
На первом же авто он вернулся к дому доктора Троллингера и быстро прошел к зданию напротив. Надеясь, что остался незамеченным, Граф нырнул в обшарпанную парадную и поднялся наверх по ступеням замусоренного вестибюля. Визитная карточка с именем Тринкла была втиснута в рамочку рядом с дверным звонком. Граф позвонил. Дверь щелкнула, и он погрузился в атмосферу сумерек и ветхости.
Еще одна крутая, узкая лестница с осевшими, стершимися ступенями, без ковра, с шаткими перилами – и, наконец, Граф оказался в маленьком холле, где его встретил Иг.
– Неплохое местечко нашел я вам, – Граф заморгал, привыкая к темноте. – Необычайно веселое местечко. Атмосфера старины и полного уединения.
– Стараемся не привлекать внимания, – пожал плечами Иг. – Окна в потолке закрыты ставнями.
Они направились к фасаду дома и вошли в убогую комнату, где гостиный гарнитур многие годы собирал пыль, и теперь когда-то синевато-фиолетовый бархат обивки выглядел серым. Еще в комнате стоял диван. Господин Иг собрал постель несколько небрежно и сейчас, смутившись, запихнул внутрь высунувшийся наружу угол подушки. Он подошел к Графу, который размышлял, стоит ли ему присесть на подозрительно неустойчивый стул.
– Он еще ничего, и я его протер, – успокоил Иг.
– Благодарю. – Граф сел. – Ваш подопечный принимает больных?
– Пока рановато. Но объект дома.
– Очень кстати. У меня предчувствие, что сегодня он отменит прием.
– Почему?
Прислонившись к стене возле открытого окна, Иг бросил взгляд через улицу на кабинет Троллингера.
– Нам повезло, что мы успели. Ему наверняка позвонили, и сейчас он будет перевозить пациентку из больницы И. Валпа.
– Ага. Тринкл говорил что-то об этом заведении. Вы обнаружили пациентку?
– Я ее видел.
Иг взглянул на Графа с едва заметной улыбкой человека, отдающего дань уважения искусству другого.
– В самом деле?
– Только что. Я сейчас возьму такси. Когда Троллингер выйдет, присоединяйтесь ко мне на углу – нам нужно проследить за ним.
– Чтобы узнать, куда он отвезет даму?
– Точнее – что у нее в сумочке. Содержимое может дать ключ к установлению ее личности. Это старая сумочка, но стоила когда-то весьма дорого – возможно, франков двадцать. Я заметил – даме больше нравятся добротные старые вещи, чем дешевые новые.
– Вы полагаете, что я должен взглянуть на то, что у нее в сумочке?
– Единственный шанс проделать это – пока пациентку перевозят, а потом ее снова запрут в четырех стенах.
– Шикарная дама, да?
– Сильно опустилась за последние годы.
– И она безропотно отправится, куда он скажет?
