– Весьма. Она несет благую весть.
– Боже! – воскликнул Матиас.
– В самом деле. Причем, всему человечеству. – Теперь Граф отчетливо почувствовал напряженность атмосферы вокруг собственной персоны и испугался, что может невольно продемонстрировать собственную нервозность. Он продолжил, уважительно охватывая взглядом очаровательную серую с коричневым и желтым гостиную: – Если вы мне позволите, я хотел бы поделиться своим открытием – Одемары обладают склонностью к раннему модерну.
И тут он задумался, где эти люди берут ткани для замены изношенных или не поддающихся ремонту. А мебель из ореха с позолотой была словно создана на века.
– Боюсь, у нас тут все несколько старомодное, – вяло отреагировал Одемар. – Не так ли, Анна?
Это казалось семейной шуткой. Госпожа Клаус Одемар, которая снова принялась за работу, ответила ему нежной улыбкой и зажурчала, как ручеек:
– Ужасная правда, господин Граф, в том, что когда я вышла замуж, то дразнила своего дорогого мужа и мучила тестя бредовыми идеями о перепланировках здесь и в Витчерхиире. Я мечтала о мебели в стиле конструктивизм и занавесях в колониальном стиле. Но консервативные мужчины, в конце концов, заставили меня понять, что оба дома созданы художником как произведения прикладного искусства и, следовательно, должны остаться неизменными.
– Я до сих пор благодарен вам за рассудительность, моя дорогая. По крайней мере ваш великий крестовый поход по перестройке ванных комнат имел успех… Вы уверены, что хотите оставить это окно открытым? Вы не чувствуете сквозняка?
Рама среднего окна крытого балкона была приподнята примерно на дюйм. Госпожа Одемар покачала головой.
– Здесь не бывает сквозняка даже в самые холодные дни, к тому же мы с Эммой привыкли к холодам. Порой мы почти задыхаемся в этом приятном тепле от парового отопления и каминов. – Она окинула взглядом присутствующих и со слабой ноткой неуверенности, которую Граф заметил в ее голосе, добавила: – Не так ли, Эмма?
Госпожа Гаст подняла глаза и слабо улыбнулась, затем снова погрузилась в свою работу. Ее игла методично опускалась между рядами диагональных стежков, затем ее острый сияющий кончик появлялся снизу.
– Моей невестке было милостиво разрешено изменить кое-что в нашем бернском родовом гнезде, – вернулся к оставленной теме Одемар. – Вышивки в гостиной превратились в тряпки, рисунок повторить невозможно, потому что таких цветов больше нет, и теперь она и госпожа Гаст взяли на себя изумительную работу по изготовлению чехлов для шести стульев, двух кресел, скамьи и дивана. Вы видели когда-нибудь более красивые рисунки?
Граф наклонился вперед, рассматривая начертанные на бумаге образцы, и при этом запонкой умудрился неловко свалить со стола ножницы. Рассыпаясь в комплиментах и извинениях, он почти залез под стол, потянувшись правой рукой за холодно блестевшим инструментом, а левой незаметно вытаскивая из корзины бумажный комок. Граф ловко сунул его в карман, положил ножницы на стол и еще раз восхитился венками и завитками на светло-зеленом фоне.
Его прервал довольно низкий глубокий голос, донесшийся откуда-то справа.
– Мой карандаш сломался.
– Я дам тебе другой. – Карсон поднялся с места.
Госпожа Одемар повернула голову и посмотрела на сына, который хмуро разглядывал карандаш.
– Дорогой, ты не должен заставлять бедного Билла носить тебе карандаши, – заметила она. – Пойди и принеси сам.
– Нет, что вы, госпожа Одемар; это не займет и секунды. Карандаши, которые ему нравятся, лежат в моей комнате.
Карсон выскочил в холл и побежал по лестнице на верхний этаж. Леон ждал, не сводя взгляда с карандаша. Его мать, как зачарованная, продолжала смотреть на него – с любовью и беспокойством. Наступила тишина. Госпожа Одемар зажгла следующую сигарету, а Матиас Одемар начал насвистывать веселую мелодию прошлого столетия. Вернулся Карсон. Только тогда Фридрих Одемар продолжил тему шитья.
– Молодая племянница госпожа Гаст, Хильда, скопировала рисунки для наших новых чехлов в Париже, в Лувре. Они будут уникальны.
– Милое дитя! – зажурчала вновь госпожа Одемар. – Как она трудолюбиво работала над ними! Какая она умница! На вас, как на одного из обитателей этих башен слоновой кости, подобная красота производит особое впечатление, не правда ли, господин Граф?
Граф ответил, что башни ему нравятся только как элемент ландшафта.
– Хильда тоже не могла бы там находиться. Я не понимаю, как вы можете ее держать заточенной в этом амбаре – в Витчерхиире.
Последнюю фразу госпожа Одемар адресовала уже Фридриху Олдемару, причем, несмотря на легкомысленный тон, было видно, что она относится к этому вопросу серьезно. Карсон при упоминании об отсутствующей Хильде поднял голову. Его темные глаза переходили с одного собеседника на другого – поочередно.
– Я и сам считаю, что ей там одиноко. – Фридрих Одемар выглядел обеспокоенным.
– Тогда почему бы ей не вернуться? – Беата разглядывала огонек своей сигареты.
– Вот ведь какая ерунда получается, – весело проговорила госпожа Одемар. – Пожалуй, ни одной девушке ее возраста не понравится такое положение, и я не могу понять, почему, по крайней мере, мальчики не могли бы посещать ее на выходных. Это настоящий абсурд. Хильда – ваш секретарь, Фридрих, а Утзингеры – служащие, она является частью нашего штата.
Карсон пробормотал, что Хильда любит лыжи.
– Да, конечно. Почему бы и вам не ходить на лыжах?
Беата сухо заметила, что у Эммы Гаст наверняка есть мнение на этот счет.
И Граф в первый раз услышал голос спутницы Анны Одемар – слабый, сухой, чистый голосок. Кивнув, она сказала:
– Пусть решает господин Олдемар.
– Да. – Беата посмотрела на нее. – Мы все очень хорошо знаем, что он решит: точно таким же, как если бы я «оказалась» на месте Хильды и мне было девятнадцать. Не так ли, отец?
– Почему бы и нет, моя дорогая.
Госпожа Одемар шаловливо улыбнулась Графу.
– Похоже, я – в меньшинстве. Но знайте, я всегда на стороне молодежи.
Матиас Одемар заметил, что разбирать старые бумаги и книги – слишком пыльная работа для юной девушки, а затем затронул тему, которую Фридрих Одемар вовсе не собирался обсуждать с семьей, по крайней мере, сегодня.
– Интересно, что пропадет в следующий раз. – Матиас Одемар лукаво посмотрел на гостя. – Таинственное исчезновение целого дома, господин Граф!
– В самом деле?
– Ну, не совсем. Исчезновение картинки, изображавшей наш старый дом. Ее вырвали из книги.
– Да. Я видел пострадавший томик.
– Как вы думаете, она была ценной? – спросила госпожа Одемар. – Мог за нее кто-то получить деньги? Я имею в виду, конечно, какого-то бессовестного гостя, если такие появлялись в Витчерхиире.
