– Надеюсь, этот ваш добрый знакомый – Карсон – навещает вас здесь, в Витчерхиире.
– Вначале он так и делал. Утзингерам очень нравится Леон, и они развлекали его, а мы с Йостом гуляли. Но теперь он слишком занят, да и Леона сюда не привезти. Война…
Госпожа Утзингер подала яблочный пирог. Съев его без остатка, гости и хозяйка поднялись из-за стола.
Хильда повела их через гостиную и, на ходу обернувшись, спросила, не хотят ли они взглянуть на библиотеку.
– Очень хотим.
– Но, наверное, там жутко холодно. Мы эту сторону держим закрытой, а во время работы я включаю газовую печь.
– Пожалуй, вы и вправду замерзнете. – Граф выразительно посмотрел на тонкую ткань ее платья цвета лаванды. – Наденьте мое пальто.
Граф взял его, когда они проходили через холл, и набросил его девушке на плечи. Она сунула руки в рукава.
– Мне оно нравится!
Гарольд приоткрыл створку высокой двойной двери, и Хильда включила свет. Сумрачная старая библиотека, с книжными полками, закрытыми дверцами с застекленными частыми переплетами, с гравюрами в рамках, с тяжелой мебелью из махогона и обивкой из зеленого сукна нагоняла тоску.
Окинув взглядом шкафы, Граф задумчиво протянул:
– Вряд ли вам удастся отправить все это в Берн – хотя бы половину, – на полках и сейчас довольно тесно.
– Я раздвинула книги, а промежутки незаметны. Тяжкая работа – чистить эти шкафы. Старые бумаги и вещи такие пыльные. – Госпожа Гаст повернулась к столу, заваленному бумагами и папками. – Я просматриваю каждую, потому что господин Одемар рассказал о гравюре, выпавшей из книги. Разве господин Матиас не рассказывал вам об этом?
– Нет, о чем?
– Это была прекрасная подборка старых гравюр, по крайней мере, так говорит господин Одемар, и я с ним согласна. Я помню, как они выглядели – все четыре тома, – в бархатных зеленых переплетах. Картинка пропала, когда книги отправляли в Берн, – ее вырвали. Вид старого Витчерхиира до первого пожара – утраченное родовое гнездо. Заменить гравюру невозможно. Мне так жаль…
– Может, ее вырвали после того, как книги прибыли в особняк? – Граф, покуривая, оперся о край стола. Гарольд рассматривал фотографии.
– Нет! – Казалось, что это предположение испугало Хильду. – Господин Одемар обнаружил, что картинка исчезла, на следующий день после получения посылки. И скажите, кому в особняке понадобилось портить книгу?
Граф улыбнулся.
– Ну, это уже философский вопрос, вроде обсуждения понятия «беспричинная смерть», не так ли?
– Я не это имела в виду. Я считаю, мы знаем, что ее не могли вырвать в номере 24.
Граф погасил улыбку, увидев, как Хильда поникла головой.
– Надеюсь, господин Одемар не осуждает вас?
– На словах нет, но я не могу удержаться от мысли, что он может посчитать меня небрежной или безответственной.
Гарольд произнес одно из своих бессвязных замечаний:
– Если бы это вы выдернули картинку из книжки…
– Да, но я ничем не могу помочь и потому нервничаю.
– Вы искали в доме? – спросил Граф.
– Повсюду, во всей библиотеке, в сундуках и в коробках на чердаке. Осталось два закрытых на замок шкафа. Правда, они платяные – я видела это, когда они были открыты. Их заперли, потому что они приоткрываются сами. Семья не приезжала этой осенью, вы знаете, и все вещи вывезены. Госпожа Одемар говорила, что это первый случай за всю ее жизнь. Вы встречались с ней?
– Нет, никогда.
– Она очень умная.
– А когда последний раз кто-то видел эту потерянную гравюру, вы знаете?
– Я думаю, лет двадцать назад.
– Не страдайте бессоницей из-за того, что было потеряно еще до вашего рождения, – проговорил Гарольд.
– Боюсь, бессонница мне не грозит.
– Здесь по ночам должно быть очень тихо.
– Так и есть.
– А как насчет одиночества?
– Мне оно нравится.
– Здесь только вы и семейство Утзингеров. – Граф казался озабоченным. – Ночью они недалеко от вас?
– Совсем близко. Я ночую в юго-западной комнате на следующем этаже, а они на верхнем этаже со стороны фасада.
– Да уж, ближе некуда! Но тем не менее вы не боитесь?
– За все это время я испугалась только один раз – неделю назад – в четверг, в холодную вьюжную ночь. Вообще-то это порядочная глупость – вообразить, что взломщик залезет в полупустой дом такой ночью!
– Не знаю, не знаю, случается и не такое. – Граф тихо курил, внимательно разглядывая девушку.
– Но это была не крыса… Господин Утзингер говорит, что у нас нет крыс. Он считает, что это была белка – они вроде иногда издают звуки, похожие на шорох шагов.
– Что же делала эта белка?
– Мне послышалось, что на черной лестнице кто-то есть. Затем кто-то прошел мимо моей комнаты. А потом мне почудились глухие удары.
– И когда это случилось? Поздно?
– Да. Мы все крепко спали, уже перевалило за три часа ночи. Мне показалось, что я слышу шум на чердаке. Это самый верх черного хода. Я собралась было позвать господина Утзингера, но тут шум прекратился, а я зверски замерзла, и мне стало жаль будить пожилого человека. Я закуталась в халат и вышла из спальни, но все стихло. На следующее утро я порадовалась, что не разбудила бедного господина Утзингера. Все окна были закрыты на замки.
– Такая ночь могла оказаться вполне подходящей для взломщика, не так ли? Его следы были бы засыпаны снегом.
– Пожалуй, из него самого вышел бы сугроб!
– Да и вряд ли он охотился за картинкой из томика гравюр, поскольку в этот момент ваша посылка уже прибыла в Берн. Я не ошибся?
– Вы правы. Они получили книги в тот день после полудня, и я выкинула это из головы!
– А о чем, собственно, вы перестали думать?
– Что ж. – Хильда Гаст выглядела озадаченной. – Какое-то неприятное совпадение, не так ли? Происходят два странных события.
– Исчезает картинка, появляется белка?
Девушка рассмеялась и пояснила свою радостную реакцию:
– Звучит ужасно забавно. Просто прежде в Витчерхиире никогда не происходило ничего необычного.
Стефан, погруженный в изучение старых снимков, неожиданно спросил:
– Кто это? – Он поднял большую, явно студийную, сильно потемневшую фотографию.
– Это – госпожа Одемар в юности. Не правда ли, очень эффектная женщина? Но тетя Эмма говорит, что никакая фотография не способна передать ее красоту – у нее был такой чудесный цвет лица, такие голубые глаза, такие славные волосы.
