– Прости, отец. Был очень занят, новый проект, сам понимаешь. – Я не чувствовал никакой вины, но по давней детской привычке с языка сорвалось навязшее еще тогда «прости, отец». – Как Марина, как Ольга с Глебом?
– Ты к нам не придешь в воскресенье на обед? Я закажу Зине твой любимый ростбиф. Она спрашивала про тебя. – Голос отца немного потеплел, но звучал все так же слегка отстраненно.
– Скажи ей, что я ее помню и очень люблю, но в эти выходные вряд ли получится. Алекс собирает совет директоров. Мне надо быть готовым в любой момент дернуть в Москву или Лондон.
– И все же, я бы хотел, чтобы ты к нам заглянул. – Настойчивость отца на секунду насторожила. Но он всегда предпочитал оставлять последнее слово за собой, так что я просто пожал плечами, отгоняя смутную тревогу.
– Отец, я не буду обещать, потому что ситуация и правда весьма… м-м-м… напряженная. Я не знаю, где я буду в следующий час, не говоря уже о планах через четыре дня. – Я крутанулся в кресле, и взгляд снова упал на чертово Светочкино заявление на увольнение. По собственному желанию! Черта с два это твое желание, зар-р-раза бессердечная! – Что, прости?
– Я спрашиваю, почему ты называешь меня только «отец»? – Я уставился на трубку, как будто айфон прямо в моих руках обернулся в «хливкого шорька», то есть в чудо чудное, диво дивное.
– А как? По имени-отчеству? – удивился я.
– То есть слово «папа» тебе даже в голову не пришло? Ладно, сын, я все понял. До свидания. Успехов в работе. Алекс передавай привет и наилучшие.
Это что сейчас было? Ладно, разберемся. В конце концов, взрослые мужики, утрясем. Мне бы вот с занозой моей утрясти. Да какая, к чертям собачьим, заноза, скорее, спица – то ли в сердце, то ли в мозгах, то ли в печенках, то ли значительно ниже и левее печенки. Не могу я выкинуть ее из головы. НЕ МОГУ! Думал, отболел, отпустил, забыл, простил. Не-а. НИ-ХЕ-РА. Да и какая она заноза и зараза? Это так, конвульсивные дерганья моего не то что задетого, а прямо-таки вскрытого от мозга до паха и так и не сросшегося обратно мужского эго словечки подкидывают.
Ну и права Алекс, конечно. Дурак я. Причем не по жизни, а вот только когда про эту мою заразную спицу думаю. Или ее вижу. Или слышу. Или запах чувствую. В общем, во всем, что касается Светочки, я превращаюсь в дурака. Вот почему бы мне раньше не сказать ей, что госпожа Гордон – наш главный акционер и моя БЫВШАЯ теща. Бывшая! Хоть и ведет себя порой как нынешняя. Но Алекс попросила никому не говорить, я и не говорил. Я вообще редко когда оспаривал решения Алекс. В смысле, именно вот такие, касающиеся политических или психологических моментов. Это по вопросам распределения дивидендов между акционерами и венчурных инвестиций мы могли ругаться и самозабвенно орать друг на друга на двух языках. Да так, что сотрудников со всего этажа звуковой волной выносило. А в том, что касается тонкой материи манипулирования человеческим сознанием – нет уж, с гуру спорить мне было не с руки, я предпочитал запоминать расклады и ходы, ну так, на будущее – вдруг пригодятся. Да и права она оказывалась в таких делах, обычно эдак в 99 процентах. Но, черт, Свете же можно было сказать! Нужно даже. И не случилось бы этой дебильной потасовки в том ночном клубе, и не набил бы я морду, пардон, лицо ее сыну. Кстати! А сама-то Алекс тоже хороша! Как! Как можно было не поделиться со мной настолько важной информацией про Свету! Я же ничего этого не знал, потому и вел себя, как козлина – в прямом смысле – упершийся здоровенными рогами в башку соперника. Черт. Как придурок. А что, не придурок? Сам не мог спросить Генерала или вызвать зама по персоналу и все уточнить? Да, в конце концов, дело ее личное затребовать со всеми прилагающимися документами, в соцсетях поряскать. Посмотрел бы, поизучал, проанализировл, затребовал бы дополнительную информацию. Ну нормальный же порядок действий в подобной ситуации, который должен, прямо-таки обязан был прийти мне в голову! Вот только любое понятие о нормальности улетучивается из моих чертовых мозгов, едва там загорается красным светом пометочка на полях «Связано со Светочкой». А в результате? Думал, что соревновался с молодым любовником, более удачливым, пронырливым, настойчивым гадом, что обошел меня, подрезал, заграбастал то, что когда-то умудрился упустить я. А оказалось – с сыном! Сыном, твою мать!
Ну, с другой стороны, сама Светочка никогда не выглядела на свои годы – ее и в школе часто принимали бы за старшеклассницу, если бы не школьная форма, которая была введена еще в начале двухтысячных. Рядом с ней я себя иногда чувствовал даже старше нее – даже тогда, когда сидел за партой, а она стояла возле доски с учительской указкой. Ну еще бы, она-то себе, небось, картинки с рейтингом 21+ на уроках не представляла, в отличие от меня. Да та же Джесс, которая младше меня на год, и то выглядела… кхм… посолидней нынешней Светочки, особенно после рождения близнях. Если честно, то сейчас, в эту самую минуту, я не мог понять, как мог повестись на тот чисто лоховской развод Джесс с беременностью. Но повелся ведь. А почему, собственно, я не должен был ей верить? Все же она меня не просто выручила, а спасла практически, а в определенном плане мне было плевать на заморочки «какого хрена, вдруг она не та самая». Потому что, когда никуда не впирался той самой, то какая, к черту, разница с кем? Да и потом – все, что случилось со мной с момента моего экстремального знакомства с Джесс, в конечном итоге сложилось в обратную дорожку к Светлане. По крайней мере, мне нравилось думать об этом сейчас именно так. Опять же, разве я жалел, что у меня появились сыновья? Да ни разу! Даже когда понял, что беременность Джесс несколько затянулась. Не была она беременна. Просто… Просто я был слишком благодарен ей за то, что отмазала меня (разумеется, с помощью административного ресурса Алекс, но ведь отмазала же!) и от английской полиции, и от миграционного департамента, и как-то даже не обратил внимание на то, что первые признаки действительно беременности она начала проявлять только через пару месяцев после свадьбы. В любом случае, если бы не она – выкинули бы из страны за участие в нелегальных боях. А так обошелся просто штрафом, и то не самым драконовским. В принципе, последнего выигрыша как раз и хватило – десять тысяч евро, конечно, на улице не валяются, но за пару лет на ринге я сумел прилично подзаработать. Нет, я не был абсолютным чемпионом, да и «ложиться» под соперника тоже приходилось – иначе просто выкинули бы, как щенка бесправного, коим я и являлся в те времена. Но все же и денег тогда заработал, еще даже не имея никакой специальности на руках, да в чужой стране, и, собственно, авторитет бойца тоже. С другой стороны, даже и хорошо, что моя карьера в той деятельности почила в бозе после ареста. Иначе я бы не познакомился не только с Джесс, но и с Алекс. И не было бы ни Стива, ни Иана. Конечно, я тот еще папаша, похоже, повторяющий путь своего собственного. Единственная разница в том, что у ребят есть мама. Пусть такая, пусть как угодно ненавидящая меня, но обожающая их. И я знаю точно, что мальчишки не плачут бессильно по ночам в подушку.
Яростно потерев основание переносицы от тупой глубинной боли, что навсегда застряла гвоздем-соткой в разуме и пробуждалась, стоило позволить себе уйти в воспоминания дальше чем следовало, резко выдохнул. Давно научил себя не поддаваться погружению в трясину жалости к себе, в бессмысленные вопрошения к Вселенной, почему так должно было сложиться в моей семье, с какой стати кто-то живет себе без потерь, а мне досталась иная дорога жизни. Смирение мне в себе выработать так и не удалось, так что прибегать приходилось к вытеснению.
