Апартаменты люкс, взятые Алекс, больше походили на творческую мастерскую гениального модельера – разноцветные всполохи кружева, шелка, атласа, бархата, мехов и кожи на всех поверхностях: спинках кресел, стульев, торцах дверей между комнатами… Все новое, с бирками и чеками. Я невольно заинтересовалась и прочитала некоторые, с удивлением обнаружив, что Алекс скупила чуть ли не весь ассортимент питерского Freedom Store (магазин одежды российских дизайнеров – прим Авторов). Ох уж эта модница Алекс! Как мне теперь поместить все это барахло в ее навороченный чемодан?
Победив воплощенные в материю идеи гениальных дизайнеров-безумцев, я быстренько собрала все свои вещи, чтобы уже оплатить счета в «Англетере» и двинуться в «Асторию» – самое сложное и мучительное я оставила «на закуску».
На пороге президентского номера, снятого Максом из-за неимения комнат попроще, на глаза невольно набежали непонятные слезы, и я смаргивала их, стараясь не разрыдаться в голос. Это было безумие? Или это и было счастье? Как, какими словами назвать те часы, которые я провела на этих простынях с мужчиной, выворачивающим мне душу и переворачивающим мою жизнь? Это были секунды, затмившие по яркости эмоций годы моего спокойного существования, часы, пролетевшие как вспышка молнии за окном и оставившие на коже несмываемые следы прикосновений моего зеленоглазого наваждения.
Как часто такое будет происходить? Что обо всем этом думает сам Макс? Что будет дальше с нами? Как вести себя на работе? Да как я вообще теперь смогу работать в одном здании с ним? Я же не смогу ни сосредоточиться ни на чем, ни смотреть на него спокойно – все время буду видеть эту картину: его глаза, жадно глядящие на меня снизу вверх, язык, медленно проводящий дорожку от лобка до… Ч-ч-черт, я мокрая! От одного только мимолетного воспоминания. А если бы он прикоснулся прямо сейчас – неважно, в каком месте – я бы тут же взорвалась очередным миллион пятисотым оргазмом его исполнения.
И потом – надо смотреть правде в лицо. Я старше его. На целых шесть дурацких лет! На целого восемнадцатилетнего сына. На целую жизнь среднестатистической тридцатипятилетней тетки из российской глубинки: «но дом, но сад, но долбаные куры…» И он – молодой, талантливый, богатый, да-да, богаче любого нашего городского воротилы бизнеса. Зачем я ему? А вдруг он просто… ну… не знаю… Вдруг он просто должен был доказать что-то свое, мужское, самому себе, взять реванш за ту пощечину двенадцать лет назад? Боже, что же я натворила! И тогда, и сейчас! Ну почему, почему-почему-почему я не могу сперва подумать, а потом делать! Ну все же беды мои из-за этого! И муж первый, и Третьяков этот ужасный, и Макс тоже.
Нет, не тоже ужасный, а тоже – беда. Самая настоящая беда для моего сердца, которое звенит и гулко брыкается в груди при одном звуке его голоса. И неважно, что этот голос говорит: то ли «Светлана Николаевна, вы опять меня не расслышали», то ли «давай, свет мой, покричи еще для меня»…
Разве не может в один прекрасный момент – да хоть завтра – произойти нечто подобное сегодняшнему: все только что было прекрасно, и вдруг – трах-бах – прости, свет мой, срочно надо лететь. И улетит ведь! Куда? Надолго ли? Позвонит ли? Вернется ли? Ко мне…
И если вернется в этот раз и в следующий, то как долго станет это делать? До того момента, когда все эротические переживания не утратят для него новизну и яркость? Я ведь не восторженная наивная девушка, чтобы не знать, что подобное происходит рано или поздно в любой паре. Это при том, что парой нас и язык-то не повернется назвать. И, скорее всего, когда бы ни случилась эта неизбежная стужа после влажной безумной жары, для меня это все равно будет как раз рано и неожиданно неизбежно, даже если стану готовить себя к этому морально каждый день, пока все будет длиться. А что потом? Роль опостылевшей любовницы, что не сможет перестать глядеть на него собакой, выпрашивающей хоть крошечку тепла? Мужчины же такое просто ненавидят… Как будто женщины любят примерять на себя такую роль… Вот только у нас, дурочек привязчивых и влюбчивых, чаще всего просто нет выбора, нет власти над своим заводящим в эту западню сердцем, нет контроля над тем, чтобы не чувствовать, обернуть все вспять, удержать, когда мужчина действительно хочет уйти. Нет, конечно, я знаю сильных и не выпускающих из-под контроля свою жизнь дам, умеющих создать такие условия в отношениях, что ну нет шанса у их избранников уйти. Даже если уже ни любви, ни страсти нет, даже если измены и чувства на стороне. Но это точно не про нашу ситуацию, не про меня, не готовую цепляться за того, кто станет смотреть сквозь тебя или с досадой, жалостью, и точно не про такого, как Макс. Этого котяру не связать никакими уловками.
Но пусть все и не пойдет по этому, самому вероятному сценарию, дальше-то что? С возрастом моим ничего не поделаешь, а закон природы таков, что женщина имеет свойство стареть быстрее мужчины, по крайней мере, так кажется на фоне прибывающих отовсюду более молодых и настойчивых соперниц, что просто не могут не появляться рядом с таким лакомым куском, как Шереметьев. И что? Каждый раз, оказавшись перед зеркалом, я стану всматриваться, считать морщинки, выискивая среди них новые, высматривать все больше признаков того, что скоро-скоро превращусь в нечто недостойное его пристального вожделеющего взгляда? Мало я таких вот, издерганных и психованных баб, обладательниц мужей и любовников помладше, встречала? Не вылезающих из салонов в погоне за ускользающей красотой, в тщетных попытках остановить возраст, истерящих при любой краткой задержке своего сокровища, при единственном не отвеченном звонке или при любом кратковременном взгляде на другую? Не хочу я для себя такого, ни за что на свете, ни ради какого мимолетного счастья… Но как, ради всего святого, отказать себе в пусть и призрачной возможности на него? Как изгнать из мыслей все эти противоречивые «а вдруг», «бывает же», «может, мы исключение»?
Резкий звонок служебного мобильного заставил вздрогнуть и вынырнуть из сумбура, творящегося между двумя полушариями вконец ошалевшего мозга.
– Солнцева, слушаю.
– Покричишь для меня, свет мой?
Я моментально вспыхнула и невольно прижала руку к груди, сразу же отреагировавшей на эти слова тугими горошинами сосков. А я говорила!
– Максим Владимирович, я уже почти заканчиваю в вашем номере…
– В нашем номере, девочка моя, – хмыкнул он. Ну вот опять он с этой своей «девочкой»! А я, как дура распоследняя, действительно тут же превращаюсь в глупую податливую девчонку, готовую внимать этому вроде смехотворному обращению сколько угодно раз.
– Там еще пахнет нами? Давай, вдохни поглубже и скажи мне, разве этот аромат не чистый кайф?
– Макс, не думаю, что это сейчас умест… – промямлила я, невольно сжав бедра от провокационной легкой протяжности его слов. И да, возможно, это лишь мое воображение, но в воздухе еще витал некий дразнящий аромат.
– А ты и не думай, вкусная моя, просто закрой дверь, приляг… – оборвал он меня с легким нажимом.
– Ма-а-акс, лучше скажи, где ты и как там… – вцепилась я в хвост предательски ускользающему здравомыслию.
– Закрой дверь! – последовал уже самый настоящий приказ, и мое бестолковое тело послушалось, наплевав на вялое возмущение всегда проигрывающей части адекватного сознания. – Не имеет значения, где я физически, потому что мыслями сейчас снова с тобой, там, на смятых, пропахших нашим сексом простынях, голый и с таким стояком, что мне почти больно.
