– Ничего, кроме долгов. Когда мой папа умер, мне пришлось помочь маме объявить себя банкротом, иначе она бы не потянула.
– Вот видишь! Никак не могу понять, почему в Европе не принято стремиться к собственности. В России, как мне кажется, все наоборот. Ну в моей семье, по крайней мере.
И это было чистой правдой! И мой дедушка, и папа стремились заработать и купить что-то свое. На восемнадцать лет родители приобрели квартиру-студию в строящемся доме на будущее, для меня. «Не будешь жить – можно ее будет сдавать!» – говорил мне папа, ведь я тогда планировала свою жизнь не в Петербурге, а в Анталии. К сожалению, стройка затянулась, и дом сдали только через десять лет. Но все равно, это была долгосрочная инвестиция.
– Ну пожалуйста, давай хотя бы посмотрим, что продается! – упрашивала я мужа.
– Нужно заплатить стартовый взнос, потом налоги, страховки, кредит, – отговаривал меня Армин.
– А ты просто посчитай, сколько денег ты отдал за время, что снимаешь эту однушку. – Я не сдавалась. – А мог бы выплачивать кредит.
– Хорошо, давай посмотрим, – пообещал мне Армин.
И мы даже ездили смотреть несколько домов. Все, что было более-менее нормально по цене, находилось в ужасном состоянии: старые постройки, требовавшие ремонта, отвратительная планировка и практически полное отсутствие участка. То, что нам подходило по размеру и планировке, стоило столько, что кредит можно было брать сразу лет на сто.
– Слушай, а может, переедем на север? У тебя же там родственники?
Дяди и тетя Армина жили в Бремене, это одна из самых бедных земель Германии, и у меня теплилась надежда, что и недвижимость там дешевле. Тем более Армину было все равно, где работать – у него был свой бизнес с солнечными панелями, и сидеть в доме на севере Германии было явно удобнее, чем в однокомнатной квартирушке под Дюссельдорфом.
Через пару недель, просматривая новые объявления, мы совершенно случайно наткнулись на него. Белый дом с темно-синей крышей, четырьмя комнатами и кухней, соединенной с гостиной! О боже, какой он был красивый! Круглая рабочая поверхность кухни из черного гранита занимала половину помещения и казалась такой удобной и стильной! Все комнаты выглядели новыми, и за домом даже был небольшой садик.
– Может, съездим посмотрим? – в надежде посмотрела я на Армина.
– Ты знаешь, мне тоже нравится! Мы собирались навестить бабушку в ближайшее время, заодно можем посмотреть и дом. Он новый, не понимаю, почему его продают, да еще и по такой цене. Либо он плохо построен, либо у владельцев реальные проблемы с деньгами.
Жить в офисе Армина становилось все сложнее и сложнее. Арджуна, как и все дети, порой была беспокойной и могла долго капризничать. Хотя надо сказать, по сравнению с тем, что я ожидала, мне попался золотой ребенок! Ночью она спала вместе с нами, и я кормила ее грудью, можно сказать, во сне. Днем, правда, малышка постоянно на мне висела, и даже в туалет я ходила, держа ее на руках. Я думаю, многим мамам это знакомо! Я ждала, что она будет мучиться с зубками, но нет, четыре прорезались в один момент, и я это заметила только по литрам слюней и по тому, как больно она стала брать грудь. Это случилось в четыре месяца.
Наша соседка с первого этажа, Вики, брала нас с Арджуной в бассейн, куда возила свою годовалую дочку Эллу. Вики напоминала зомби с темными кругами под глазами! Такую типичную мамочку, что рисуют на картинках-демотиваторах. Полная, неопрятная, замученная.
– Элла совсем не спит по ночам! И я вместе с ней, – жаловалась Вики. – По пятнадцать раз за ночь хожу к ней в комнату.
– Она спит в отдельной комнате? – переспросила я.
– Да, мы с рождения ее приучаем к самостоятельности. А вы нет? – зевая, спросила она.
– Честно говоря, у нас стоит люлька, но спит Арджуна с нами. У меня нет ни малейшего желания ночью вставать.
– Она не просыпается покушать? – удивилась Вики.
– Просыпается, но я даже не встаю. Просто даю ей грудь, и все.
– Надо же! – округлила она глаза. – Я бы так не смогла, это небезопасно. Я кормлю только сидя со специальной подушкой.
– А я бы не смогла пятнадцать раз за ночь вставать и ходить в другую комнату, – улыбнулась я, а про себя подумала, что она, наверное, рехнулась, раз сама создает себе сложности.
В новой роли мамы я очень старалась. Старалась быть такой, как учили в советское время: нужно высаживать ребенка, кормить только грудным молоком, а когда придет время прикорма, делать его только самой. Никаких мультиков – только книжки, разные игры, массажи и упражнения на развитие мышц. Я даже занималась с четырехмесячной малышкой пальчиковым рисованием, представляете? В этот момент уже Вики смотрела на меня, как на полоумную.
На работу я вышла, когда Арджуне было шесть недель, приносила ее с собой в автолюльке. Тогда многие клиентки недоумевали, когда я успела родить и почему я выгляжу такой стройной. Оказывается, мою беременность многие умудрились не заметить! Немудрено, ведь я набрала всего шесть килограммов, и все они были в животе.
– Как тебе удалось так быстро вернуть форму после родов? – расспрашивали меня клиентки.
– Так я ее не теряла! – отшучивалась я.
Глава 12
Пластика
– Слушай, а если я все-таки сделаю нос, что ты скажешь? – спросила я Армина, он был в курсе моих мыслей по поводу моего носа.
– Скажу, что тебе и с твоим носиком очень даже хорошо. Мне нравится и горбинка, и кончик.
– А мне не нравится! Я всю жизнь мучаюсь и думаю об операции.
– Мне кажется, эти глупости тебе в голову прочно засадил твой бывший. Не выдумывай, ты и так очень красивая.
– А мне кажется, я все-таки решусь. Уберу горбинку. – Я провела указательным пальцем по спинке носа. – Будет ровный.
– Если хочешь – убирай. Я не против, но еще раз повторю, что у тебя и так все отлично! – сказал Армин.
Разговор про нос я заводила уже не в первый раз. Какое-то время после турецкой истории я убрала эти мысли от себя в долгий ящик и к ним не возвращалась. Живя в Индии, я чувствовала себя самой красивой и привлекательной девушкой на свете, что с носом, что без него. Мне даже казалось это изюминкой, а то, что мы с моим начальником Данишем были похожи носами, даже поддавало мне какой-то гордости.
Вернувшись в Россию, свой нос я стала потихонечку снова замечать. Особенно меня расстраивало мое изображение на фотографиях: если ракурс был неправильным, то я его нигде не выставляла и не показывала. К сожалению, таких снимков было очень много. А переехав в Германию, как мне кажется, я стала чувствовать этот комплекс с тройной силой, сама не знаю почему. Теперь мне никто не внушал, что нос меня портит, а даже наоборот, но почему-то я с каждым днем все больше и больше хотела его исправить. Я поняла, что созрела для этого шага. Сама. Мне никто ничего не внушал.
