• непредставительная выборка: из 25 пар (что само по себе очень мало) в итоговый анализ попадает от 12 до 24 образцов, то есть половину второй выборки вообще не с чем сравнивать, не говоря уж о ничтожной репрезентации участников к популяции;
• повышенный уровень кортизола у детей – не выяснено, с чем он действительно связан. Могло ли повлиять незнакомое место, чужие люди, осуществлявшие укладывание (контрольной группы нет!), был ли достаточным дневной сон (этих данных тоже нет)? Просыпались ли дети во время забора слюны, проводившегося через 20 минут после засыпания (что точно привело бы к повышению уровня гормона стресса), тоже не отмечено;
• эмоциональность выводов, которые позволяют себе авторы, не только не соответствует нейтральной тональности, обязательной для серьезной работы, но и выдает изначальную предвзятость: «Итак, мы видим, что ребенок, которого “всего лишь” оставляют проплакаться, демонстрирует те же самые признаки, что и ребенок, попавший в бомбежку и оставшийся сиротой без родителей! Но защитники метода “поплачет и перестанет” предлагают нам верить, что это нормально и что малыш при этом здоров и счастлив… Это не так ни с моральной точки зрения, ни с точки зрения доказательной медицины, бесстрастно фиксирующей у детей признаки тяжелого стресса при внешнем отсутствии реакции. Вспомните об этом, когда вам предложат оставить ребенка “немного поплакать, чтобы потом все было хорошо”». Далее следует ссылка на исследование, которое никоим образом не подтверждает, что уровень стресса у ребенка, попавшего в бомбежку, идентичен уровню стресса ребенка, работающего по методике – даже самой прямолинейной, как в этом случае. Более того, по какой-то причине авторы останавливаются и не фиксируют (или не отображают?) уровень стресса ребенка ни на четвертый, ни на пятый день работы. Ну и уж если речь идет о доказательной медицине, которую авторы помянули всуе в своем заключении, – она не может опираться на 12 испытуемых, работающих то ли три, то ли пять дней без контрольной группы.
Я разбираю эту работу не из личной неприязни к авторам, а лишь для того, чтобы наглядно показать уровень несостоятельности одного из самых популярных трудов, который часто приводят мамам «в доказательство» того, что им нужно ждать и терпеть, не предлагая реальной помощи, а лишь усиливая чувство вины, безысходности и изоляции у женщины, которая явно находится не в самой радужной ситуации. И если Венди Миддлмисс еще хотя бы напрямую касается работы над сном, то почти все остальные исследования находятся на уровне тех самых британских ученых из анекдотов. Они анализируют то лабораторных крыс, то ситуации и близко не относящиеся к младенческому возрасту и обучению самостоятельному засыпанию. Особенно такими ссылками грешит доктор У. Сирз в своей популярной книге – ни один (!!!) из трудов, на которые он ссылается, не может быть соотнесен с реальными условиями корректной работы по методикам.
Исследования безопасности работы по поведенческим методикам
Раз уж речь зашла об исследованиях, то я хочу упомянуть и более серьезные и объемные труды, посвященные оценке потенциального вреда или пользы применения методик. Я часто слышу еще одну отговорку противников работы над сном: что по этическим соображениям исследовать степень вреда применения методик невозможно – ну не можем же мы сознательно подвергать каких-то детей такому серьезному риску (потому что здоровый сон – действительно очень рисковое мероприятие, простите мне мой сарказм). На самом деле такие исследования существуют, и они довольно большие и по выборке, и по длительности, и по количеству вопросов, на которые они ищут ответы. Одно из таких исследований было проведено в Австралии командой Харриет Хискок. На протяжении пяти лет после внедрения двух методик (интервальной и методики стула) при участии контрольной группы (176 детей) команда ученых наблюдала за группой из 328 детей и оценивала не только наличие улучшений и их выраженность после работы и с течением времени, но и уровень привязанности к родителям, уверенности в себе, способность коммуницировать со сверстниками, степень тревожности и общее качество жизни этих детей. После пяти лет наблюдения, к шестилетнему возрасту ребят из групп, прошедших работу над сном по обеим методикам, не было выявлено отличий от контрольной группы (тех ребятишек, которые не участвовали в работе над сном в исследовании), то есть они были так же довольны жизнью, любили своих родителей и общались со сверстниками, как и «обычные» дети. Эти же выводы подтверждает и исследование близкое по содержанию, но меньшее по сроку (всего год, но все равно не три дня, как у мисс Миддлмисс) и по выборке (167 детей, но все же не 12 фактических участников), с наличием контрольной группы детей, проведенное командой Майкла Градисара. В одном из обзоров рассмотрены 52 исследования, посвященные конкретно работе в поведенческих методиках над улучшением детского сна, и в целом авторы этих работ отмечают улучшения в 94 % случаев – неплохой процент эффективности.
Влияние работы по методикам на привязанность
Теория привязанности была сформулирована Дж. Боулби, а в дальнейшем в ее развитие внесла огромный вклад М. Эйнсворт. В России популяризатором этой темы стала Л. Петрановская. На заре своего появления теория привязанности подчеркивала важность присутствия взрослого в жизни ребенка. Взрослый – это опора, пример, защита для ребенка. В нашей стране эта теория получила распространение благодаря концепции естественного родительства, философии воспитания детей, подразумевающей неразрывный, бесконечный контакт матери и ребенка. К сожалению, как это часто бывает, хорошая идея была извращена фанатичным изложением и черно-белой трансляцией. На самом деле теория привязанности утверждает лишь то, что для полноценного здорового развития психики ребенку важно эмоциональное присутствие внимательного взрослого.
Ни одна из работ по теории привязанности не говорит о необходимости и уж точно не об обязанности постоянного неразрывного физического контакта, будь то слинг, совместный сон или ношение на руках.
Если уж на то пошло – привязанность и место сна, способ его организации и инициации совершенно не связаны сами по себе, а лишь в разрезе родительской предсказуемости и последовательности, что дает ребенку ощущение безопасности и стабильности. Более того, есть исследование, в котором ученые анализировали видеозаписи процесса общения матерей и детей и выявили, что в семьях со здоровой крепкой привязанностью матери откликались и понимали сигналы ребенка только в половине случаев. То есть, чтобы дать ребенку прочную связь с матерью и чувство услышанности, понятости, достаточно отвечать на его сигналы хотя бы через раз. Теория привязанности подчеркивает, что взрослый должен быть безопасной базой, от которой ребенок решается исследовать мир, то есть такой взрослый не только оберегает ребенка, но и вдохновляет и поддерживает его на пути исследования и познания нового. Более того, обязательное условие для взрослого – это умение устанавливать и удерживать границы, что иногда означает отказывать ребенку, создавать ситуацию дискомфорта (в том числе эмоционального), иначе ребенок, поставленный во главе семейной иерархии, находится в состоянии постоянного и очень сильного напряжения. Ведь даже он понимает, что еще не готов взять ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь всей семьи, которую на него взваливают все позволяющие (или, вернее сказать, ничего не ограничивающие) родители.
