– Володя, угомонись! Не нарушай законы причинно-следственных связей! – бесцеремонно прервал я процесс наведения мостов дружбы между народами. – Сначала услуга, затем благодарность! Если Степан сейчас уйдёт, то тебе придется срочно нанимать бригаду местных лиссабонских докеров!
Володя что-то глухо вякнул и смиренно поплелся за мной, как узник совести на бессрочную сибирскую каторгу. Однако Степана у входа в подсобное помещение мы, к сожалению, так и не обнаружили.
– Ну, вот! Смылся! – раздосадовано забрюзжал каховчанин и без всякой надежды заглянул в открытую дверь кладовки.
Неожиданно лицо моего друга вытянулось, а очи выпучились, рискуя выпасть из широко растворенных глазниц. Я отодвинул моего впечатлительного компаньона в сторону, опасливо заглянул в подсобку и очень осторожно вошёл. Не узрев ничего ужасающего, я попытался потихоньку заглянуть в шкаф. И только тут уразумел, что шифоньер уже стоит в углу, как того и желала наша приветливая и покладистая горничная.
– И как он только умудрился это сделать? – услышал я за спиной сдавленный голос Володи. – Если он просто затолкал его в угол, то на полу должны были остаться царапины. А их нет! Видно, действительно, сила есть – ума не надо!
В последующие дни мы пытались наладить контакт с угрюмым тернопольцем и найти хоть какие-то общие темы для разговора. Но на все наши вопросы он отвечал неохотно и односложно, а иногда и попросту издавал какие-то непонятные рокочущие звуки.
А вот фотодело Степан знал и любил, и мог часами восторженно говорить о фокусах, ракурсах, выдержках и экспозициях. Именно поэтому потеря «Зенита» была для него таким тяжким ударом и невосполнимой утратой.
– И ты не мог скрутить этого бородатого нахала в бараний рог и вышвырнуть его из окна! Или хотя бы галантно спустить его вниз по лестнице! – брызгая слюной, возмущался Володя. – На память о вашей незабываемой встрече он оставил себе твой фотоаппарат и часы! А тебе – синяки, ссадины, да ещё и разбитую губищу в придачу! И ты так безропотно позволил ему себя разукрасить?! В тебе же звериная сила!
– Но ведь он же брат Юлии и должен о ней заботиться, – заунывно стенал Степан. – Ему видно вовсе не всё равно, что скажут о ней соседи.
– Но ты хоть что-то запомнил из всего того, что кричал бородатый? – не унимался Володя.
– Чаще всего он повторял слово «дынейру», – расстроено буркнул Степан.
Мне показалось, что Володю-каховчанина сейчас хватит удар. Он, как подкошенный, свалился на пол и начал кататься, истерически хохоча, хватаясь руками за живот и суча ногами по пыльному, выцветшему ковру. Приступы дикого смеха сменялись какими-то нечленораздельными звуками, шипением и бульканьем, так что я стал серьезно опасаться за его психическое и физическое состояние. Конечно, если б Степан не был так занят своей собственной трагической судьбой, то может быть, и он обратил бы внимание на судороги и конвульсии своего соседа. Но личное несчастье всецело завладело его душой. И что ему было до того, что кто-то корчится в эпилептическом припадке у его не в меру благоухающих потных ног.
Степан, очевидно, был в плену того мифа, усердно раздуваемого турагентствами, что стоит вам только ступить на португальскую землю и пообщаться с аборигенами, как через месяц-другой вы с легкостью заговорите на кристально-чистом языке Камоэнса, легендарного творца и созидателя эпических «Лузиад». Поэтому Степан считал излишним учить португальский язык и даже не купил дешевого разговорника, всецело полагаясь на скудные знания своих случайных товарищей.
– Динейру – это деньги! Это то, ради чего ты сюда приехал! – наконец, выдавил из себя между приступами хохота Володя.
– Ты что этим хочешь сказать?! – вдруг грозно и воинственно нахмурился возмущенный Степан.
– Он хочет сказать, что прекрасная Джулия – обладательница древнейшей в мире профессии, а ее «старший брат» обычно значится в полицейских протоколах как сутенер и сводник, – мягко пояснил я насупившемуся простофиле.
Глаза Степана сузились, и в них появился какой-то противоестественный и жутко нездоровый блеск. Его огромные кулаки сжались, могучие мышцы напряглись. И я начал серьезно опасаться, что сейчас буду расписан под Хохлому за оскорбление чести и достоинства прекрасной и непорочной дамы. Моя рука судорожно нащупала спинку стула, чтоб было хоть чем-то, в случае чего, остудить пыл влюблённого и страстного Монтекки. Но блеск в очах Степана постепенно угас, и руки его безвольно обвисли, словно избитые, старые плети. Ошеломленный великан с огромным трудом совершил несколько глотательных движений и хриплым голосом простонал:
– Пречистая Богородица! И что же теперь скажет Катя?
Так случилось, что жена Степана два года назад уехала на заработки в Италию и растворилась на необъятных просторах старушки Европы, прислав лишь краткую весточку:
«Не жди. Я вышла замуж. Живи, как знаешь».
А вскоре Степан встретил Катю, которую постигла аналогичная участь. Ее муж отбыл на заработки в соседнюю Польшу и нежданно пропал без вести. Родственные души сошлись, но денег на беспроблемную жизнь катастрофически не хватало. И вот Степан отправился пробивать окно в Европу, а Катя осталась присматривать за двумя дочерьми Степана и своим малолетним сыном от первого брака.
– Не кручинься, молодец! – произнес кое-как пришедший в себя Владимир. – Многие мои друзья даже не считают изменой такие увлекательные приключения, особенно, если была использована защитная «кольчуга».
Лицо Степана вытянулось:
– Какая такая кольчуга?
– А было ли при вашей пылкой встречи использовано маленькое, но очень полезное резиновое приспособление? – вкрадчиво поинтересовался я. – При надувании, оно разительно напоминает детский воздушный шарик. Хотя основное его назначение как раз для того, чтобы детей не было.
Лицо Степана вытянулось еще больше и стало похоже на среднеазиатскую дыню, поставленную на торец.
– Да-а-а-а… Тогда синяк под глазом и разбитая губа покажутся тебе легким огорчением сорванца, поставленного за шалость и озорство в угол. Если конечно, сравнить с тем, что может обнаружиться в ближайшем прекрасном будущем, – глубокомысленно заметил я. – Перед тобой открывается широкая перспектива приобрести что-либо весьма экзотическое: начиная от модного в артистических кругах СПИДа, кончая банальной гонореей, называемой в простонародии триппером.
– Не сгущай краски! – вмешался уже совершенно оправившийся от потрясения каховчанин. – У него все-таки есть очень даже неплохие шансы выжить. Примерно 50 на 50.
Каким-то образом весть о приключениях Степана молниеносно разнеслась по переполненному пенсау, и обитатели соседних комнат с невероятной быстротою наполнили нашу неуютную спальню. Возникло нечто вроде стихийного симпозиума на тему «Спонтанная страсть и её печальные последствия». Причём оппоненты спорили до хрипоты, до конца отстаивая свою точку зрения.
– Такие страстные порывы надо тушить вручную, собственными руками, – гремел бас Федора, бывшего пожарника из Ровно.