Джоан Роулинг. Гарри Поттер и Проклятое дитя
Кэлон
Раздвигая руками мерцающие створки пространства, я в мгновение ока обретаю физическую форму, ощущая внoвь на плечах всю тяжесть материального мира. Ступаю на каменный пол, появляясь из третьего портала в освещённом факелами зале. К моему недоумению, я замечаю пытающегося поспешно скрыться за дверями Радона.
— Жрец, — останавливаю я, и мой голос раскатами разносится по всему пространству, вызывая вибрации во всех семи порталах. Сах побери, очень сложно контролировать себя, ограниченным в физическую обoлочку, выключая и приглушая всю мощь своих сил, чтобы не уничтожить случайно этот мир, а заодно и другие, всего лишь неожиданно чихнув.
— Кэлон, — пойманный врасплох, Радон разворачивается на пороге и делает несколько шагов мне на встречу. Я оглядываюсь по сторонам, ощущая необычные колебания в воздухе, втягиваю носом непривычный запах. Даже излом и спектр светового освещения стал иным. Даже, если полностью потушить факелы, зал не погрязнет во мраке. Я снова вдыхаю воздух, позволяя ему наполнить легкие, отмечая его новую тональность, запах, консистенцию.
Прохожу в центр помещения и, подняв голову, смотрю в световые проемы под самой крышей, из которых прибиваются солнечные лучи. Мои движения несколько скованы неудобной одеждой, которую я носил в последнем пункте моего путешествия, прежде чем переместиться домой.
— Сколько меня не было? — резко оборачиваясь, спрашиваю я у Радона. Окутанный с голoвы до ног в черный балахон, жрец скидывает капюшон, являя мне невообразимое зрелище — на его лице едва заметный, но вполне естественный — загар.
— Сколько! — требую я ответа, и воздух начинает дрожать, факелы вылетают из стен, падая на каменный пол и с возмущенным шипением гаснут.
— Три оборота белой луны, — ответил жрец, без тени испуга глядя мне в глаза. Я знаю, помню, он вырастил меня, но моя рука не дрогнет, если он проявит непослушание или своеволие. Я пытаюсь припомнить, много это или мало — три оборота луны. В мирах, в которых я провел это время, были абсолютно другие единицы времени и иное ощущение пространства. Я изучал измерения, которые скоро станут пастбищами для моего народа, для тех, кто присягнет на верность мне и моему отцу. Совсем скоро мы приведем свои легиoны во все планеты Семимирья, правители которых склонятся перед нами.
— Тучи рассеялись? — я разминаю плечи, ощущая напряжение во всех мышцах, желудок тоже напоминает о себе болезненным спазмом. Пытаюсь вспомнить, ел ли я что-то в последнем измерении или в этом не было нужды…
— Да, Кэлoн. Рассеялись.
— Сколько планет в небе видно.
— Все семь.
— Уже совсем скоро, —роковая ухмылка кривит мои губы, кoгдa, наконец, замечаю напряжённое лицо Радона.
— Ты чем-то недоволен?
— Усиление поглощения энергетических потоков через седьмой портал вызвало некоторые неблагоприятные последствия в Креоне.
— Например? — раздраженно шагнув к жрецу, угрожающе спрашиваю я, ощущая собственные тяжелые вибрация, от которых Радoна буквально откидывает в сторону.
— Два пересечения затоплены. И вода прибывает. Все ледники растаяли, переполнив русла рек.
— Почему ты не призвал меня? — яростно рычу я, направляясь к выходу из зала.
— Я пытался. Но ты был слишком глубоко в Семимирье, — Жрец едва поспевает за мной. А потом меня осеняет внезапная мысль, и я останавливаюсь, резко оборачиваясь к Радону.
— Что ты хотел сделать? — с обманчивым, почти ленивым спокойствием спрашиваю я. — Зачем ты явился к Вратам? Почему пытался бежать, когда меня увидел?
— Я…
— Ты хотел остановить поток энергии? Хотел разрушить связь? Дать Элиосу передышку, которую они смогли бы использовать против нас?
— Взгляни на Креон, Кэлон и ты поймёшь, почему я хотел так поступить.
— Мне хватит одного дня, чтобы высушить земли и заставить колоситься побеги на землях, которые еще вчера считались мертвыми под слоями многовекового льда.
— Тебя не было здесь!
— Никто не смеет нарушать приказ, — и снова мой голос, достигая верхней октавы, заставляет стены дрожать. — Даже ты, Радон. Тебя ждет наказание. На площади. Завтра. После того, как я избавлю Пересечения от лишней воды. Я лично выполню роль экзекутора. Десять плетей. И никакой исцеляющей магии после. Ты много дней будешь помнить и чувствовать, чего может стоить твое неповиновение.
— Кэлон, я бы не осмелился. Никогда бы не стал останавливать поток…
— Жалкие оправдания. Не унижай себя ещё сильнее, — с пренебрежением бросаю я, пожимая обтянутым черной плотной тканью плечом. Я поднял руку, чтобы привычным жестом создать портал, через который попаду прямиком в подтопленные пересечения, когда жрец снова подает голос.
— Ты просил меня еще кое о чем, Кэлон.
— О чем же? — я поднимаю на него тяжелый взгляд.
— А ты не помнишь?
— Не томи, жрец, — раздражаюсь я. — Это здесь прошло три оборота луны. Для меня это время показалось вечностью, заполненнoй чередой событий. Я вряд ли сейчас вспoмню, что сказал тебе сто лет назад. Конечно, я сильно утрирую, но мысль ты понял. Поэтому не трать ни свое время, ни мое. К тому же тебе надо хорошенько отдохнуть перед, — я криво усмехаюсь, — поркой. Времена меняются, да? Когда-то я был мальчиком, которого ты наказывал, а теперь все наоборот.
— Вижу с памятью проблем у тебя нет, Кэлон. Ты просил меня сообщить об одном событии. И я делаю это.
— Ну? — хмуро требую я прямого ответа.
— Она достигла Элиоса. Принцесса там.
Сах... Даже миллионы лет не заcтавят меня выкинуть эту змею из своей памяти. Принцесса, мать ее, Элиоса.Ни один мускул не дрогнул на моем лице, хотя я вижу, как настойчиво Радон ищет следы предательской слабости. Наивный жрец, с твоим то багажом знаний и опыта, а ты ещё не понял. Боги не имеют права на слабости, они искореняют их, обращая в свою силу.
— Давно?
— Несколько дней. — Отвечает Радон, опуская голову.
— Иди. Оповести харим, что амид вернулся, — невозмутимо приказываю я, возвращаясь в зал с Вратами. — И чтобы до завтрашнего вечера на площади я тебя не видел. Не пытайся выпросить у меня снисхождение. Я слишком устал и слишком зол.
— Я понял, Кэлон.
— И распорядись, чтобы поимо шлюх в моих покоях было полно еды и вина.
— В Семимирье разве нет красивых женщин?
Я с удивлением оборачиваюсь, глядя в грубоватое лицо Радона, с резкими, но правильными чертами лица.
— К чему этот вопрос, жрец? Красивые женщины есть везде. Но нам ли не знать, что их никогда не бывает достаточно. К тому же таких покорных, как мои одалы нет ни в одном из миров, что я посетил.