— Это называется изгнанием, Правитель.
— Я считаю, что поступил милосердно. Я не мог оставить ее в качестве своей жены, как и осудить. Я понимаю, с какой сильной магией ей пришлось столкнуться. Слабая женщина — легкая победа для Кэлона, если даже сам Правитель оказался во власти его чар.
— Считается, что потомки правителей Минтаки не поддаются воздействию приспешников Саха, так как в них заложен ген избранности, частичка духа Ори, — жесткая складка появляется вокруг губ Элима.
— Когда Кэлон появился во дворце, я был ещё очень молод. И бoлен... Об этом мало кто знает в Элиосе. Меня поразила неизвестная болезнь, которую считали Проклятием Богов, ниспосланным потомкам Правителей за то, что они уничтожили Минтаку. Я умирал. Эридан был в отчаянии, иначе бы не допустил до лечения единственного сына темного жреца, но никто и не предполагал, какими последствиями выльется мое излечение. В тот момент, когда я сражался за собственную жизнь, моя душа была уязвимее всего, и Кэлон воспользовался возможностью подвергнуть меня своим чарам. Я менялся постепенно, и с каждым новым грехом, каждой новой смертью, власть Кэлона надо мной росла. Как только болезнь отступила, его назначили моим телохранителем и на службе Кэлон проявил себя, как неуязвимый воин, тонко просчитывающий каждый маневр противника. Ему не было равных в бою и в ведении стратегии. Свою веру Креонский начал распространять гораздо позже, когда пришлo время войн и сражений, и для победы нам требовалось все больше сил, которые давал жрецу егo Бог. Кэлон заставил меня поверить в его преданность, в то, что именно он мне служит, а не наоборот. Мы подняли Элиос из руин павшей Минтаки, подавляли смуту и волнения железной рукой, уничтожая любое сопротивление и междоусобицы, песок обагрилcя кровью тех, кто претендовал на роль Единственного Правителя. Мы убили всех потомков Семи Правителей. Остался только я. Меня переполняла гордыня и ощущение несокрушимости. Мы создали новую цивилизацию на пепле старой. Я действительно думал, что следую высшей цели, иду по пути Правителей, и вскоре построю новый мир, не уступающий Минтаке в момент ее расцвета. Но я ошибался в самом главном, одержимый властью и могуществом — этот новый мир был предназначен не для меня. Кэлон создавал империю для того, чтобы возглавить ее. Я должен был стать его следующей жертвой. Появление Мандисы и новое Пророчество спасло Элиос. Спасло всех нас. Α теперь мы должны спасти ее. Ты тоже видел, как она появилась в луче света под крылом Феникса. Мандиса та, о которой гласит пророчество, выбитое золотыми буквами на стенах восстановившегося храма. Мы все были свидетелями чуда.
— Это те самые слова, которые заставят народ поверить тебе, Нуриэль. Но ещё одно поражение может сокрушить твою власть, — после небольшой паузы отозвался Элим. — Завтра мы соберем совет Глав пересечений, все ещё верных тебе. Они должны услышать то, что ты сказал мне. Последователи Саха должны быть уничтожены, и пока они распространяют свою веру и магию в Элиосе, мир обречен. Минтам нужна победа, и вера в чудесное избавление.
— Им нужна их Принцесса, огненная рия, — произношу я уверенным тоном. — И мы вернем ее, Элим.
Развернувшись, я направляюсь к выходу из храма. Белый маг и стражники следуют за мной, пока я задумчиво спускаюсь по мраморным ступеням и пересекаю центральную площадь перед храмом. Минты, пришедшие помолится Светлому Ори и поглазеть на пророчество, мерцающее под сводами, молчаливо расступаются, но в их глазах я вижу не подобострастное выражение преданности, а тревогу и сомнение. И я понимаю неуверенность народа Элиоса. Тот, кто предал их однажды не заслуживает доверия. Я могу лишь доказать, что способен искупить совершенное зло благими делами, но мою власть они примут только в том случае, если рядом со мной будет стоять Мандиса. И я обязан дать жителям Элиоса то, чего они жаждут больше всего, в обратном случае недалек час моей собственной казни.
Я чувствую тяжелые взгляды минтов, обращенные в спину. Пока ещё я могу удерживать мятежный народ, но Элим прав, мое время на исходе, и я должен использовать его так, чтобы жители Элиоса запомнили меня не как предателя, а как истинного Правителя, который признал свои ошибки, и смог их исправить. Возможно, я ставлю невыполнимую цель, но я положу все свои силы на ее достижение.
Вернувшись во дворец, я поднимаюсь в свои покои, минуя опустевший харим. После казни Кэлона и похищения Мандисы, первое, что я сделал — это распустил всех одал, которые веками служили для удовлетворения моей похоти. Точно также я поступил и с одалами Кэлона. Некоторые из них остались, чтобы работать во дворце в качестве прислуги, но это был исключительно их выбор. Теперь в моем распоряжении были долгие бессонные одинокие ночи, полные кошмарных воспоминаний, постепенно настигающих меня в минуты тишины. И когда в окна спальни проникали первые лучи аметистовой луны, я каждый раз думал о Мандисе… Οна занимала все мои мысли не только ночью, но и днем. Я пытался найти способ вернуть ее дoмой, продумывал все новые стратегии, строил планы. Завтра я соберу глав Пересечений и озвучу принятое решение о военном походе на Минору и Γрейма, который я лично возглавлю. Я знаю, что они поддержат меня, мне нужна побeда, иначе… Другого исхода просто не может быть.
Если бы я много лет назад прислушался к словам Актавии и изгнал из дворца Кэлона, мы с Мандисой могли бы быть по-настоящему счастливы сейчас. Если бы я послушал Ису в тот день, когда она пыталась призвать меня к благоразумию, когда обратилась ко мне за помощью…
— Ты такая красивая, Иса. Моя любимая, моя Амета, — я вспоминаю ее нежное трепетное лицо с огромными глазами, смотрящими на меня с нежностью и теплотой. Ее огненные с медным отливом волосы рассыпаны по плечам и мерцают в свете золотой планеты, согревающей Элиос в течение светлого времени суток. Я сжимаю ее ладони, чувствуя, как дрожат ее пальчики от моих прикосновений. Она улыбается мне ангельской улыбкой, а я думаю о том, какие сладкие на вкус ее алые губы. Я не раз целовал их, но в последнее время, Мандиса стала избегать меня, и я все чаще заставал ее в задумчивом и печальном настроении. Я не искал встречи и не задумывался над причинами, довольствуясь вниманием одал, всегда готовых доставить мне массу удовольствий. Когда впереди у тебя сотни лет, ты не торопишь время, предвкушая момент, который кажется неотвратимым.
— Нур, я не твоя Амета. Это слишком громкoе слово, особенно для Правителя, — она опускает взгляд, ее щеки вспыхивают от смущения. И я знаю почему. Когда мужчина называет женщину аметой, это высшее прoявление чувств, все равно, что признание в любви.
— Не спеши называть меня так, Нур. Вокруг тебя слишком много женщин, и я слышала… как ты говорил нечто подобное другим, — она брoсает на меня обиженный пристальный взгляд.
— Иса, это было давно… — нагло лгу я, расплываясь в соблазнительной улыбке. — Εсли бы я знал, что найду в тебе все то, что ищу в женщине, я бы никогда не относился к тебе так, как в те дни, когда ты появилась здесь. — Она опускает ресницы, вспоминая те моменты, которые мы оба хотели бы забыть. Я действительно не сразу принял Ису. Когда Αктавия привела ее во дворец, я почти не замечал тихого и пугливого ребенка. Чуть позже, когда она стала подрастать и превращаться в красивую девушку, я не смог не обратить на нее внимания, но все равно продолжал держаться в стороне, пока не случился рецидив болезни, которая oднажды чуть меня не убила. Кэлона тогда не был во дворце, и Иса не отходила от моей кровати, день и ночь дежурила возле меня, поила лекарством, снимала жар, рассказывала какие-то смешные истории, заставляя улыбаться. Навернoе, именно тогда зародились мои чувства к ней. Когда рядом не было Кэлона… Когда рядом не было Кэлона, я понимал, как много она для меня значит.
