— Ты выбрала неудачное место для разборок, Мандиса, — выразительно обводя взглядом окружающую нас толпу, которой, впрочем, до нас нет никакого дела, так как на трибуну перед сценой вышел оратор, который начал объявлять о начале представления.
— Скажи мне, Кэлон… — она впивается в меня пристальным взглядом. — Пока я была в плену у Миноры, пока она пытала меня и придумывала способ, как лишить самого главного — контроля над собственным разумом и телом, чем занимался ты?
— Если ты думаешь, что после того, что сделали со мной палачи во время казни, я встал и пошел развлекаться с одалами, то глубоко заблуждаешься, Иса, — гневно рычу я в ответ. Прищурившись, девушка сканирует меня недоверчивым взглядом. — Мое возвращение было медленным. И мучительным. Я учился заново ходить, жить, дышать.
— Ты понимаешь, о чем я спрашиваю, Кэлон, — горько поджав губы, произносит Мандиса. — Твои одалы... Я видела, с какой ревностью иногда смотрела на меня Аранрод, несмотря на искреннее желание помочь. Ты прикасался к ней? И к другим? Когда научился, мать твою, ходить, жить, дышать и трахаться заново?
— Какой ответ ты хочешь услышать? — рычу я, сквозь стиснутые зубы, глядя в сверкающие гневом глаза девушки.
— Честный, Кэлон, — ее взгляд вонзает в меня, как тысячи клыков орана. Яростный, неумолимый.
— Ты дала согласие на мою казнь. Это ты. Ты огласила приговор, стоя плечом к плечу с недоумком Нуриэлем, готовая назвать его своим мужчиной. Какого Саха я должен был хранить тебе верность?
— Значит, да… — выдохнула она. Огненные искры в ее глазах гаснут. — Ты прав, ты ничего мне не должен, — качает головой Иса, — Но и я тебе ничего не должна, Кэлон. Отпусти меня.
— Нет. Никогда. Слышишь? Забудь, что я говорил раньше. Ты никогда от меня не уйдешь. Ты должна мне целую жизнь, мать твою. — Хватаю ее за плечи, яростно встряхивая. — Прекрати играть роль оскорблённой невинности, Иса. Я никогда не пытался выглядеть лучше, чем я есть. Ты сама придумывала мне несуществующие качества. Я не говорил тебе всего, но этому есть свои причины.
— Ты вернёшься к ним, к своим одалам. Никем не оскверненным, преданным и покорным. Зачем тебе нужна использованная Принцесса? — продолжая слушать только себя, произносит Иса.
— Может, ты позволишь мне pешать? — резко спрашиваю я.
— Правитель Креона... — Она бросает на меня напряженный взгляд. — Ты же понимаешь, что война неизбежна? Мы по разные стороны, Кэлон.
— Тебе не придется воевать со мной, Иса. — отвечаю я уверенно. — Разве что, только в постели, — добавляю хрипло.
— Никогда! Слышишь?
— Да, и не первый раз, — иронично киваю я, и, обнимая упирающуюся девушку за плечи, разворачиваю к сцене. — Начинается, — поясняю я.
Музыка затихает. Оратор удаляется с трибуны. В зале воцаряется оглушительная тишина. Свет гаснет, погружая зал в непроглядный мрак. Мандиса, забыв о недавней истерике, жмется ко мне в поисках защиты. Инстинктам сложно противостоять. Ее тело и разум знают, кому принадлежат.
Когда лучи проекторов снова вспыхивают над ареной, вырисовывая на полу пылающую звезду, собравшиеся начинают с ликованием приветствовать стоящего в центре обнаженного по пояс мужчину. Широкоплечий, высокий, с бугрящимися мышцами и вздувшимися от напряжения венами, — он свирепо улыбается зрителям. Представление обещает быть кровавым. В воздухе витает предвкушение и азарт.
— Кто это? — спрашивает Иса, уставившись на сцену.
— Он — доброволец. Вызвался провести наказание Сина cвоими руками и прошел отбор.
— Кто такие Сины? — уточнила Иса.
— Вот он, — показываю я пальцем на опускающуюся с потолка клетку с заключенным внутри пленником. Ее прутья сделаны из сидония, необычного сплава, который добывают на остывших вулканах Креона. При длительном контакте он способен лишать силы определенные сущности. Эффект временный, но в сложившихся обстоятельствах, Син просто не успеет вернуть свои способности.
— Почему его держат в клетке? Он кажется безобидным, — спрашивает Мандиса, с недоумением оборачиваясь на людей, выкрикивающих кровожадные требования.
— Красивый, грациозный, хрупкий, — перечисляю я, с ухмылкой глядя на высокого худощавого юношу с длинными черными волосами, заплетенными в толстую косу, с глубоким равнодушием рассматривающим требующую его крови толпу. — Но это обманчивое впечатление. Самые беспощадные убийцы часто обладают яркой отвлекающей и сбивающей с толку привлекательностью.
— Ты сейчас себя описываешь? — фыркнула Иса, во все глаза уставившись на подошедшего к краю клетки Сина. Длинными смуглыми пальцами он взялся за прутья, но тут же одернул, когда кожа, соприкоснувшись со сплавом, зашипела. С долей любопытства и даже превoсходства, он взглянул в глаза здоровяка, который разминал свoи мышцы. Внешне силы казались неравными. Я пропустил момент, когда в руки добровoльца сунули хлыст. С некоторых пор это атрибут стал вызывать у меня фантомные боли. Да, инструменты для пыток в Элиосе и Креоне очень похожи, если не сказать, идентичны.
— Яд орана? — спрашивает Иса, глядя на капающую жидкость с шипов, покрывающих хлыст по всей длине. Я киваю, неприязненно поморщившись. — То есть сейчас его просто так убьют у всех на глазах? Это и есть наказание? В моем понимании — казнь звучит честнее. Что он сделал?
— Убил кого-то из членов семьи этого мужчины. Скорее всего, женщину. Сины охотятся на особей противоположного пола, — поясняю я.
— Убил? Не могу поверить, — пробормотала Иса, вздрагивая, синхронно со мной, от удара хлыста по прутьям клетки. От соприкосновения с сочащимся ядом с заострённых шипов, покрывающих всю плетеную часть хлыста, плавится даже металл. Когда хлыст снова разрезает воздух, моя память совершает скачок, возвращая на месяцы назад, на плаху, где точно такой же хлыст снова и снова рассекал мою кожу, я чувствовал, как расползается и шипит моя плоть, чувствовал отвратительный запах плавящейся кожи. Я отключил боль, но не сразу. Первые удары смог почувствовать в полной феерии чувств и ощущений. Но боль — это нe то, что способно напугать меня. Она — источник моего существования. Меня уничтожало другое в тот момент. Все те, кто ещё недавно преклоняли колено и смотрели на меня, как на божество, обратили свой страх в орудие мести, а та, которую я пронес на руках через Нейтральные Земли, из котoрых никому еще не довелось вернуться, сохранив рассудок, отвернулась.
— Кэлон? — дрогнувшим голосом спрашивает Иса, когда я слишком сильно сжимаю ее плечо. — Ты причиняешь мне боль.
— Извини, — бормочу я, ослабляя хватку.
Двери клетки распахиваются от ещё одного удара плети, и доброволец отступает на шаг назад, позволяя приговоренному Сину выйти.
Высокий юноша грациозно появляется под оглушительный вой толпы, скандирующей одно и то же слово, которое я никогда не смогу стереть из своей памяти «Убить его! Убить!». Я не испытываю сочувствия к отрешенному Сину, с превосходством разглядывающего беснующихся зрителей. Он прекрасно осознает, что его ждет. Но я, без сомнения, понимаю, что происходит внутри, за пренебрежительной маской.
