Официантка удалилась, а я достала телефон и посмотрела, нет ли сообщений, звонков. Пусто. Неудивительно. Кому мне писать, кроме Ксавье? Режет ножом по сердцу осознание собственной незначимости. Никому ненужная, и загнанная. Я любила Ксавье, верила, что он старается сделать мне приятно, заботится… Но вновь старые слова ускользают в голову, прорабатывают и так старую информацию, пытаясь уличить во лжи, выудить из недр подсознания надежду.
Мне принесли кофе, и я сделала большой глоток. Сладко, вкусно…
Телефон завибрировал. Я посмотрела, вновь затаив дыхание. Тело покрылось мурашками. Сообщение от матери. Первое. За долгое время. Она вообще не звонила больше. Как я стала работать подстилкой, звонила только я. И всё.
Открыла и, замерев, стала по слогам проговаривать про себя слова:
«У Армана был вчера приступ. Его не спасли. Если хочешь, приезжай».
Что значит, если хочешь? Слёзы градом хлынули из глаз, застилая чёткую картинку перед собой. Я зажала рот рукой, пытаясь сдержать крик. Это сообщение, будто ледяной душ. Мой брат…Прикусила губу, чтобы сдержаться. Вскочила, быстро оделась, достала из кошелька деньги. Кинула на стол и побежала.
В голове стучала единственная фраза: Арман мёртв. Боже, Боже… Я знала, что так будет, только не знала, что так скоро.
Выбежав на дорогу, остановила такси. Мне грубо прокричали:
– Дура!
Мне было всё равно. Залезла в машину и продиктовала адрес, умоляя ехать быстрее.
Дрожащими пальцами напечатала сообщение Ксавье:
«Арман умер. Можно я сегодня побуду у себя дома»?
Ответ пришёл почти мгновенно:
«Мне жаль.Возвращайся к девяти. Сможешь съездить домой и завтра».
Хлюпнула носом. Мне даже нельзя с матерью остаться. А ей, видит Бог, сейчас намного хуже, чем мне.
Мы доехали за полчаса. Расплатилась, и побежала прямо домой.
Дверь была открыта. Зашла. Мама сидела на кухне. Её чёрные локоны завивались. Так же, женщина была ярко накрашена. В глазах стояли слёзы, под глазами круги. Нельзя было сказать, что она полностью убита горем.
Увидев меня, поднялась.
– Не думала, что ты приедешь, – проговорила она.
Куда я раньше смотрела? Она ни капельки меня не любит. Совсем…
– Ты звонила отцу?
Жаннет фыркнула.
– У него скоро спиногрыз появится. Не до нас. Особенно не до Армана.
Мама всхлипнула, села на место и закрыла лицо руками. Мне так хотелось подойти, обнять… Но что-то останавливало.
Мой голос дрожал, когда я спрашивала:
– Новые лекарства не назначили?
Мать на меня злобно посмотрела.
– Назначили, – прошипела она, – Только вот денег на них нет. Твоя сиделка всё себе захапала.
Увы, мама… Ей я доверяю больше, нежели тебе.
– И не стыдно врать? Мне ничего не говорили, ни врачи, ни Маргарет. Отсюда следует, что ты просто не ходила на приёмы. И где ты была? А? У своего любовничка?
Я уже просто кричала. Голос срывался. Руки тряслись.
– Это ты мне скажи? Ходишь в дорогих шмотках, зарабатываешь кучу денег, а помочь…
– Это моё право! – орала я, – Это мои деньги, заработанные. Я и так многое потеряла, чтобы только ты и Арман были счастливы. Я бросила учёбу…
Махнула рукой.
– Да что тебе объяснять. Всё равно, кроме себя самой тебя ничего не интересует.
Жаннет скрипнула зубами.
– Арман был для меня всем, пока не стал инвалидом. У меня была семья, работа, жизнь… Я его любила и ненавидела. Он покинул меня уже тогда, когда врачи сделали заключение…
Мои глаза распахнулись от шока.
– А я тут причем? Чёрт! Лучше бы это была ты, мама… лучше бы это ты где-нибудь навернулась. С радостью бы поменяла бы вас с братом местами! – выпалила я и только потом поняла что.
Закрыла рот рукой.
Мама расплакалась. Мне было стыдно за слова. Но извиняться я не стала. Когда мама должна была поддерживать ребёнка, она сторонилась. Когда нужно было решать проблемы, отходила в сторону и перекладывала ношу. Она просто безответственная и безнравственная женщина.
– Неблагодарная, – прошептала она сквозь слёзы, – Я тебя кормила своим молоком, научила стольким вещам…
– И что? Я стала от этого счастливее? Ты не представляешь, как я зарабатываю, чтобы дать тебе на лекарства и жизнь. На что я променяла свою мораль…
Я вытерла рукой слёзы.
– Ненавижу!
Я попыталась успокоиться.
– Когда похороны? Кто будет?
Жаннет посмотрела на меня. Тушь потекла по её лицу, нос раскраснелся.
– Завтра. Я позвоню Полю. Никого не будет. Только мы.
Опустила глаза.
– Во сколько?
– В час дня…
Молча, посмотрела на мать.
– Завтра увидимся.
Поспешно ушла из дома, чувствуя разгорающийся в груди пожар. Телефон зазвонил. Ксавье.
Нажала отбой. Не хочу я говорить. Я вообще ничего не хочу, особенно разговаривать. Слушать холодные слова успокоения. Чувствовать его руки на себе, плакать ещё сильнее. Я просто хотела скорбеть. Столько, сколько потребуется. Умер мой маленький братик. Так и не познав жизнь, так и не почувствовав запах Парижа. Такой молодой, и такая несчастная судьба…
Я гуляла по старым местам, предавалась воспоминаниям. Села на ближайшую лавочку и дала волю слезам. Горьким, сильным и таким долгожданным. Это было неизбежно. Но когда умирает дорогой человек, всё равно, что это было предопределенно. Я не успела с ним попрощаться. Не успела обнять… И всё из-за моего нежелания видеться с матерью. Я не рассказала ему сказку, не посмеялась под мультики, не покормила с ложечки… Из горла вырвался крик.
Меня обняли тёплые руки. Дёрнулась. Повернулась. Ксавье. Он смотрел на меня с сочувствием и пониманием… Уткнулась носом в его пальто.
– Он мёртв. Всё… Всё зря.
Я плакала, он обнимал. Ничего не говорил. Просто давал выплакаться, пока не начался, морозящий кожу, дождь. Меня убедили поехать домой. И через сорок минут я уже согревалась в ванне. Думала и думала… Это было нереально. Всё, что происходит в моей жизни… Я отдала себя за деньги, чтобы продлить жизнь брату. Это не должно было быть напрасно. Не должно так бить по мне, шепча, что не нужно было соглашаться на предложение Делакруа. Но понимала, что даже один день продления жизни Армана стоил этого. Стоил, потому что он мой младший брат, потому что, я его любила…
Всхлипнула.
Ксавье зашёл в ванну и подошёл ко мне. Подвернул рукава рубашки, взял губку. Сдобрил приличным количеством геля.
