Оленька беспомощно закрыла лицо руками и жалобно заскулила.
– Не надо… Уходи… – молила она, но Болислав, усмехнувшись, скинул с себя камзол и навис над девушкой. – Не подходи! – вдруг истошно взвизгнула боярышня, но поляк повалил её на кровать и рванул сорочку.
Пытаясь вырваться, девушка отчаянно сопротивлялась и визжала, но тут дверь отворилась, и на пороге появилась грузная фигура Тихона Ивановича. Увидев Болеслава и перепуганную дочь, боярин взревел и кинулся на обидчика.
– Ах ты, ирод шляхетский, чего задумал! – зарычал отец, и парень отскочил в сторону:
– Она сама меня впустила!
–Что-о-о?!
– Не верь ему, батюшка! – всхлипывала Оленька. – У него ключ запасной был!
– Так я тебя! – кинулся боярин на Болеслава и сцепил на его горле огромные руки.
На шум примчался и сам Якуб Залевский. Решив, что сыну удалось задуманное, он подскочил к Григорьеву, пытаясь вырвать сына из мертвой хватки разъярённого отца:
– Тихон Иванович, успокойся! Дело молодое. Любовь у них. Обвенчаем – и дело с концом!
Пану всё же удалось оттащить боярина, но Григорьев порывался вновь ухватить Болеслава.
– Какая любовь? – ревел отец. – Он снасильничать над моей дочкой хотел! Царю пожалуюсь! В темнице сгною! – орал Тихон и, оттолкнув Залевского, вновь кинулся на Болеслава с кулаками.
Пытаясь разнять дерущихся, Якуб потянул за рукав боярина, но Григорьев так саданул пана, что тот, тараща осоловелыми глазами, зашатался. В этот момент, раззадоренный Болеслав, выхватил из-за пояса кинжал и вонзил клинок в грудь боярина. Тихон Иванович охнул, схватился за грудь и попятился назад. Таяна, очнувшись, успела подняться на ноги:
– Что с вами, Тихон Иванович? – воскликнула она.
Боярин взглянул на окровавленную руку, с недоумением перевёл глаза на девушку и, пытаясь устоять на ногах, сделал пару шагов. Таяна поспешила к господину на помощь, и Григорьев ухватился за её хрупкое плечо, но девушка, не в силах удержать грузное обмякшее тело, покачнулась, и, падая, боярин увлёк за собой и её. Затаившаяся в постели Оленька, увидев гибель отца, завизжала и бросилась на Болеслава. Стараясь избежать беспомощных девичьих шлепков, молодой пан отступал к окну, а боярышня, рыдая, кричала:
– Ты убил его! Убил! Ненавижу! – бесновалась несчастная дочь, и поляк не выдержал.
– Замолчи, дура! – пытаясь закрыть ей рот, ухватил Болеслав девушку.
Укусив его за руку, Оленька смогла вырваться и оказалась у окна.
– Убийца! – кинула она в лицо Болеславу, и поляк по-звериному оскалился:
– Заткнись! Или я сам заткну тебя! – прорычал он и наотмашь ударил.
Не удержавшись на ногах, Оленька перевалилась через подоконник и вывалилась наружу.
Наконец высвободившись из-под тела Григорьева, Таяна вновь поднялась и, увидев, что подруга исчезла в темноте, похолодела. Подбежав к окну, девушка взглянула вниз. Высота была небольшой: всего-то второй этаж. В лунную светлую ночь белое тело в разодранной рубашке отчётливо просматривалось на земле.
– Оленька! – позвала Таяна.
Боярышня не ответила, и, вглядываясь в неестественное положение тела, девушку пронзила страшная догадка. Похоже, подруга сломала шею. Сердце Таяны в отчаянье замерло:
– Ты… Ты убил её… – еле слышно прошептала она, с ужасом взглянув на Болеслава, и в бессилии опустилась на колени. – Я же говорила ей… говорила! – зажмурив глаза, заголосила Таяна.
После оплеухи рассвирепевшего русского Якуб Залевский наконец пришёл в себя и, взглянув на лежащего на полу окровавленного Григорьева, выругался:
– Kurwa mać
35! Что ты наделал?! – устремил он злые глаза на сына.
– Надо было его как-то угомонить, – с досадой поморщился Болеслав. – Он бы всё равно это просто так не оставил…
– Одно дело – попытаться с девчонкой развлечься, совсем другое – убийство именитого боярина! Даже если мы больше не появимся в Москве, наш король может призвать нас к ответу. Сигизмунду сейчас ссора с русскими не нужна! Да ещё и девку из окна выкинул, – всё больше хмурясь, прошипел пан.
– Это случайно получилось, – потёр сын укушенную руку.
– И что теперь делать? – хмуро задумался Якуб. – Так! – встрепенулся он. – Скажем, что между отцом и дочерью произошла ссора. Будто боярышня отказывалась выйти замуж за Коробова, поскольку влюбилась в тебя. Отец начал на неё ругаться, а она в порыве гнева его убила.
– А как тогда она шею сломала? – усмехнулся Болеслав.
– Испугалась содеянного и решила удрать. Выпрыгнула из окна, но неудачно.
– Негодяи! – воскликнула Таяна. – Какие же вы негодяи!
Отец и сын озабочено переглянулись, они совсем забыли о присутствии девушки, но тут в дверях появились прибежавшие на шум панские слуги. Увидев окровавленное тело гостя, ключник, перекрывая вход остальным, оторопело остановился, а из-за его плеча выглянули дворецкий и горничная пана Залевского.
– Чего вылупились? – прикрикнул Якуб и, обращаясь к ключнику, приказал: – Вислав, никого сюда не пускать!
Польский холоп поспешил выполнить указание и направился к лестнице, ведущей в подклети для челяди, а дворецкий с горничной продолжали растеряно таращиться на бездыханное тело и беспомощно всхлипывающую Таяну.
– Отведите её в мою комнату, – кивнул хозяин на перепачканную кровью девушку. – И переодеть её! А посмеете открыть рот, запорю! – пригрозил он обоим.
Понимающе кивнув, слуги подхватили обмякшую Таяну и поволокли её из спальни. Как только они скрылись за дверью, Болеслав угрюмо спросил:
– А что с девкой делать будем? Может, её тоже того? – показал он жестом, намекая на убийство.
– Не сейчас. Это будет подозрительно. Тем более она должна подтвердить наш рассказ.
– Не согласится, – скривился Болеслав. – Упрямая.
– Ничего, и не таких ломал, – хищно оскалился Якуб.
Вскоре вернулся дворецкий. Пан приказал занести тело Оленьки в дом.
– Пошлите человека за Фролом Друцким! – отдал распоряжение Залевский. – Утром своим русским родственничкам свадьбу омрачит, – зловеще скривился пан и вновь сердито зыркнул на сына. – А мне ещё с девкой разобраться надо, – пробурчал он и направился к выходу.
Горничная успела переодеть Таяну, когда на пороге появился хозяин. Кивнув холопке, что бы та убралась, пан взглянул на девушку ледяными глазами. Таяна, выдержав его взгляд, упрямо стиснула губы.
– Ну что ты, голубушка, волком смотришь? – ласково заговорил поляк. – Выпей вот вина, успокойся, – налил из графина тёмно-красной жидкости Якуб и поднёс бокал девушке.
