– Позже я о том узнала, – горько вздохнула Пелагея. – Чернавка моя прибежала в избушку бабки Агафьи да покаялась. Я же не простая девка была, Таянушка, а дочка купеческая, – пояснила знахарка. – Отец мой справно дело вёл, на доходы не жаловался. И приданое за мной хорошее давал, не каждый боярин таким похвастаться мог. Вот и позавидовал ворог один. Он сам за мной хвостом вился, только шапкой улицу не подметал. Всё в женихи навязывался. Да только не люб он мне был. К тому же мой любезный успел посвататься ко мне и у отца согласие получить. А поганец тот не смирился и задумал недоброе: оговорить меня. Вот и оговорил. Он и подучил чернавку меня опоить, чтобы спала крепче. А как я уснула, она окошко-то отворила и добра молодца впустила. Мой жених в то время как раз за калиткой дожидался и за всем этим наблюдал. Ирод тот и привёл его. Надеялся, что когда от меня мой милый откажется, он сам на мне женится. Не ожидал, что батюшка так осерчает, что и приданого лишит. И не думал, что вместо того, чтобы в ногах у отца валяться да умолять простить, я в лес убегу.
– Как же так! – возмутилась Таяна. – Зачем же чернавка такое сотворила? Хозяйке-то своей? Неужто ты обижала её?
– Нет, не обижала, – пожала плечами Пелагея и объяснила: – Из-за любви она на подлость такую согласилась, в парня, которого впустила, влюблена была. Он конюхом служил у того злодея. А тот пообещал им выкупить чернавку у моего батюшки и замуж за своего конюха выдать, – усмехнулась знахарка. – Слово своё боярин правда сдержал, но не потому, что честный такой, просто боялся, ежели девка в доме моём останется, вдруг проболтается и выдаст его. Да только она вину за собой чуяла и не знала, как грех свой замолить… Долго люди считали, что сгинула я. Позже чернавка узнала, что с бабкой Агафьей живу, прибежала она, в ноги упала, слезами умывалась, прощения просила. Говорит, из-за этого прегрешения ей бог ребёночка не даёт. Простила я её глупую. Не со зла же натворила такое, а по дурости да по любви. – вздохнула Пелагея. – И знаешь, – улыбнулась она, – и вправду вскорости забеременела баба и сыночка родила. Вот как…
Женщины помолчали, и Таяна вдруг спросила:
– И что же, ты больше не видала своего жениха?
– Почему же не видала? Пересекались несколько раз, – поморщилась Пелагея.
– Так почему не рассказала, как дело было? – разволновалась девушка.
– А зачем? Если он наветам дурным поверил и даже разбираться не стал?
– Всё равно надо поговорить. Пусть знает, что честна ты перед ним.
– А как говорить, если он, завидев меня, морду воротит и будто от чумной сторонится, – болезненно передёрнула плечом Пелагея. – И не хочет ни слушать, ни не верить мне.
– Так ты до сих пор любишь его… – вдруг догадалась Таяна.
– Люблю окаянного, – вздохнув, согласилась женщина, – и забыть не могу…
– А я знаю его?
– Знаешь… – отмахнулась Пелагея и, поднявшись на ноги, дала понять, что пора отправляться в путь, но поймав взгляд Таяны, поняла: девчонка не отстанет. – Прохор это, – призналась она. – Родственничек Евсея твоего. Вот ведь, как судьба переплелась. Мне дядька судьбу исковеркал, а тебе племянничек его. Ироды… – покачала головой женщина, и странницы пошагали дальше.
– А злодей этот кто? – торопливо поспевая за знахаркой, не унималась Таяна.
– Да Фролка Друцкий, – скривилась Пелагея, и девушка вытаращила глаза.
– Не зря мне боярин этот не нравился. Скользкий он, и глаз у него нехороший. Ещё девчонкой коробило от его лисьей ухмылки.
Далее шли молча. Похоже, знахарка погрузилась в воспоминания, а Таяна, взволнованная её рассказом, размышляла: «Действительно, ну почему одни живут и горя не знают, а другим всё не лад? И главное, за что бог отмеряет рабам своим наказания? Ну вот за какие прегрешения всевышний оставил меня в детстве без отца и без матери? И зачем позволил полюбить Евсея, зная, что нам никогда не быть вместе? – мысленно терзалась девушка. – Вот посмотришь порой на людей – ну как земля таких носит? Хотя бы Фрола этого? Или пана Зелевского с его сынком? Ан нет! Не карает рука господа этих злодеев. Живут себе, здравствуют и над людьми насмехаются. А Оленька – душа светлая? Ни за что смерть напрасную приняла. Где справедливость?» – возмущалась Таяна, и мысли о подруге снова вернули её к прежнему обещанию: не позволить негодяям Залевским уйти от наказания.
Вечером странницы остановились на ночлег. Пристроившись у костра, Таяна, устремив взгляд в бездонную черноту неба, украдкой вздыхала. Звёзды сияли так же лучезарно, как накануне, в ночь празднования Купалы, напоминая девушке о страстных губах и горячих объятиях Евсея. Досадуя на собственную глупость, её сердце тоскливо заныло. Нет, она уже не злилась на княжича и не роптала, трепетные чувства вытеснили из груди ревнивую обиду. «Пусть у него будет всё хорошо, а моя любовь бережёт его от всех невзгод», – искренне подумала девушка и с этими мыслями она уснула.
Сон порадовал Таяну. Ей приснился Евсей. Крепко обнимая, он покрывал её лицо поцелуями и ласково шептал: «Птаха моя… Счастье моё…»
Но неожиданно за спиной княжича появилась девушка. «Пойдём!» – ухватив за руку Левашова, потребовала незнакомка, и Таяна похолодела. Она не видела лица, а лишь слышала голос разлучницы, но этот голос её пугал.
– Нет! – воскликнула Таяна и бросилась Евсею на шею. – Не пущу! Не отдам! Никто не будет тебя любить, как я! – в отчаянье кричало её сердце.
– Пойдём! – упрямо тянула соперница, но Евсей сурово взглянул на странную девицу и отстранился. – Может, уступишь мне княжича? – тут же залебезила перед Таяной незнакомка. – А я тебя за то подарками щедрыми одарю. Ни в чём нужды не будешь знать …
– Нет, погубишь ты его!
– Так обидел он тебя! – напомнила девица.
– Всё равно люблю его, – призналась Таяна.
– И не отступишься?
– Не отступлюсь!
– Хлебнёшь ты горя за свою любовь, – зловеще прищурилась разлучница.
– Знаю! – ответила Таяна. – Пусть!
– Ну что ж, он твой, – скривилась незнакомка и, взглянув на Евсея, засмеялась. – Ступай, княжич. Раз она тебя простила, то и я прощу. А с тобой, девонька, глядишь, ещё свидимся, – прожурчала соперница и словно облачко растаяла в воздухе.
Пронзившая тело мелкая дрожь заставила Таяну проснуться. Оглядевшись, девушка облегчённо выдохнула, но сердце продолжало лихорадочно метаться. Что-то тревожное было в ночном видении. «Странный какой сон», – подумала она и решила поделиться волнениями с Пелагей. Внимательно выслушав подопечную, знахарка на некоторое время задумалась:
– Похоже, мается он. Душа его на части рвётся. С тобой хочет быть, а долг княжий не пускает. Тащит к себе невеста наречённая.
– Неужто Евсей думает обо мне? – недоверчиво взглянула Таяна.
– Думает. Иначе не явился бы. Во сне душа от тела отделяется и летит, куда ей вздумается. Вот вы и встретились.
