– Одна девчонка с именем Таяна при княжьем дворе жила, – уверено заявила женщина. – Дочь ключника.
На вопрос Евсея, не знает ли она, дарил ли князь Засекин своему ключнику ценный оберег, Петровна задумалась и вдруг неожиданно заявила:
– Так можно у его жены спросить. Уж она-то должна знать.
– Чьей жены? – не понимал Левашов.
– Ключника…
– Как же мы у неё спросим, ежели она померла уж скоро как девять лет, – начал злиться на болтливую бабу князь.
– С чего вдруг? Жива она!
– Как жива? – растерялся Евсей.
– Да вот так. Намедни брат мой заезжал в гости. Прокопий тогда на пепелище первым оказался. Ох, страху там натерпелся! – покачала головой баба. – А когда в палаты княжеские зашёл, совсем оробел – уж что там творилось! Сказывал, одни мертвяки кругом, лютой смертью погибшие. А в трапезной он на Таисью и наткнулся, ключницу княжескую, – пояснила Петровна. – Плоха совсем была баба, но ещё жива. Так он её, горемычную, в ближайший монастырь и свёз. Когда монахини её приняли, она уже еле дышала. Брат думал, помрёт несчастная. Тут недавно поехал он на крестины в соседний город, да непогода его в дороге застала, вот он и завернул в монастырь: переждать да обогреться. Там и встретил её, Таисью, живёхонкую. Выходили монахини сердешную, она так и осталась в монастыре. А куда ей идти-то, когда всего лишилась?
У Евсея гулко забилось сердце. «Выходит, есть свидетель того жуткого преступления, и женщина сможет на многое открыть завесу тайны». Двоякое чувство охватило княжича. С одной стороны, его не могло не радовать, что мать Таяны осталась жива, но выходило, что его жена – холопка, и такую женитьбу сурово осудят в Москве.
Но несмотря ни на что, Левашов решил выяснить всё до конца и поутру направился в монастырь. Оказавшись у стен обители, Евсей постучал. Дверь отворилась, и странник смиренно попросил о встрече с Таисьей.
– Нет здесь Таисьи, – строго взглянула монахиня. – А есть сестра Марфа. И она дала обет затворничества.
– Но у меня важное дело. Только она может рассказать о давнем преступлении.
Выслушав гостя, монахиня всё же впустила мужчину за стены обители и разрешила встретиться с сестрой Марфой. Через некоторое время к Евсею вышла женщина. Взглянув отрешёнными глазами на незнакомца, она устало поинтересовалась, зачем он её потревожил.
– Я хотел поговорить о вашей дочери, – несмело проронил Евсей.
– Дочери? – печальным эхом отозвалась монахиня, и на её лице отразилась незатухающая с годами боль. – Что о ней можно спрашивать?
– Как её звали?
– Таяна, – вздохнула женщина, и душа Евсея затрепетала. – Но моей дочери давно нет в живых.
– Она жива, – возразил княжич.
Женщина тут же вскинула на гостя гневные глаза:
– Зачем ты смеёшься надо мной, добрый человек? Моих близких убили на моих глазах! Включая мою девочку, – утёрла она невольно подступившую слезу.
– Нет, она жива, – снова возразил князь и рассказал, как он нашёл в лесу Таяну.
– Девочка сказала, будто она моя дочь? – удивилась монахиня.
– Нет, она ничего не помнила. Только имя назвала.
– Имя, значит, помнила? – недоумевала она.
– Имя было вышито на её пояске.
Сестра Марфа побледнела:
– Да, я вышивала на её пояске имя, – растерянно признала она. – Этого не может быть, – задумчиво шептала женщина. – Таяну убили….
– Вы выдели бездыханное тело? Как это случилось?
– Они схватили мою доченьку, – задрожали губы матери. – И я бросилась её защищать, но один из поляков саданул меня ножом, и очнулась я уже только в монастыре.
– Значит, тела вы не видели… – отметил Евсей. – Девочке каким-то образом удалось сбежать. Только она память потеряла. Да и не мудрено рассудка лишиться после всего, что в хоромах князя произошло, – вздохнул Левашов и решил перейти к главному делу. – Я вот что хотел у вас узнать… У Таяны оберег был… – и вытащил из-за пазухи вещицу. – Вот.
Взглянув на амулет, женщина разволновалась ещё больше.
– Это было у неё? – прикоснулась она дрожащими пальцами к металлу.
– Да. И ей нужна помощь. Пан Залевский утверждает, будто Таяна украла этот оберег у него.
– Пан Залевский? – повторила монахиня, и её лицо резко изменилось. Куда только делось печальное благодушие? Губы затворницы, плотно сжавшись, даже побелели, а в глазах появился леденящая душу ненависть.
– Вы должны подтвердить, что это вы отдали оберег Таяне.
– Я? – растеряно прошептала монахиня.
– Да. Таяна говорила, что амулет одела на неё мать.
– Мать… – задумчиво повторила сестра Марфа.
Чувствуя, что от неожиданного известия женщина просто не в себе, Евсей пересказал всю историю Таяны, а главное – в чём её обвиняют.
– Вы должны узнать свою дочь и подтвердить, что она не воровала этот оберег. Тогда и заявление пана, будто из-за этого оберега Таяна поссорилась с боярышней Григорьевой, будет выглядеть явной ложью, – пояснил Евсей.
Взволнованная рассказом Левашова монахиня устремила взор вдаль. Некоторое время она о чем-то размышляла, витая мыслями в далёком прошлом, и наконец, очнувшись, сестра Марфа неожиданно твёрдо взглянула на Левашова:
– Мне нужно увидеть эту девушку. Хотя я дала обет затворничества, но ради такого дела всё же прибуду на суд!
Глава 32
Евсей возвращался домой. Дорога под весенним солнцем успела размякнуть, и стройные ноги скакуна вязли в выматывающем силы и душу, снежном киселе. Всадник не торопил коня, а погрузившись в раздумья, позволял тому идти размеренным шагом. Неожиданное воскрешение ключницы Засекина и тревожило, и радовало Левашова, но он никак не мог решить: стоит ли рассказывать жене о сестре Марфе? «Похоже, сама монахиня так до конца и не поверила в то, что Таяна её дочь, – чувствовал Евсей. – Но главное, пан Залевский никак не ожидает появления такого видока», – мысленно торжествовал княжич и, старательно собирая воедино все добытые сведения, готовился представить на суде доказательства невиновности своей супруги.
Знакомая дорога вскоре привела Левашова на княжий двор, но не успел он покинуть седло, как его встретил тяжёлый взгляд отца. Сложного разговора было не избежать, но Евсей не собирался отступать. Фёдор Петрович гневался на своеволие и на дурость отпрыска, но княжич упрямо стоял на своём. Осерчав, отец уже вознамерился уехать, но Евдокия уговорила мужа остаться.
– Подожди, свет мой, не горячись… Не сегодня-завтра царский посланник на суд явится. Неизвестно ещё, как дело повернётся…
Накануне из Москвы вернулся Прохор Долматов с известием о скором прибытии направленного государем князя Бутулина, а потому мать страшно волновалась за судьбу сына. Взглянув на супругу, Фёдор Петрович довольно оскалился.
