Любава собиралась произнести забавную речь, представляясь своей служанкой, но лишь переступив порог, осеклась.
Увидев дочь, князь, судорожно облизав разбитые губы, истошно заорал.
– Беги!
Любаве хватило мгновения, чтобы, услышав вопль отца, пуститься со всех ног. Проскользнув мимо стражника у входа, княжна помчалась к матери, а Таяна же, оцепенев от страха, осталась стоять, в ужасе уставившись на труп Настасьи.
– А вот и младшенькая пожаловала! – увидев богатые одежды девочки, захихикал Якуб, и несчастную подхватили грубые мужские руки.
– Она же ребёнок! – пытаясь высвободиться из хватки, закричал князь.
Но зверьё в человеческом обличье, не обращая внимания на слёзы девочки, уложили бедную на стол. Малышка завизжала, заставляя дрожать перепонки в ушах, и поляк ручищей закрыл ей рот. Тут раздался жуткий вой ключницы. Женщина коршуном кинулась на насильника, но удар ножа остановил несчастную мать, и она свалилась на холодный пол. Зажатая грубой ладонью девочка стала задыхаться, но громила, не замечая этого, продолжал измывался над жертвой. Лишь позже, осознав, что бедняжка затихла, негодяй, с досадой поморщившись, отступил.
Алексей Григорьевич зарычал. В него словно дьявол вселился. Во второй раз Засекин раскидал схвативших его людей, и вновь завязалась рукопашная. Весь израненный князь вёл неравный бой, круша всё на своём пути. Одна мысль владела отцом: дать младшей дочери спастись. Не замечая боли и собственной крови, Засекин рубил подлетающих к нему вояк, пока его не сразил выстрел пищали. Князь захрипел и, сделав ещё пару шагов, рухнул.
– Что ты наделал? – взвился Якуб.
– Так сколько он нашил людей уложил, – оправдывался гусар, сжимая ещё дымившееся оружие.
Пан подошёл к поверженному Засекину и, взглянув на золотой амулет, сорвал его с шеи.
– Похоже, у князя действительно богатая казна, – рассматривая древнюю вещицу, хмыкнул Якуб. Спрятав оберег в карман, он взглянул на Друцкого. – И что теперь делать будем?
– Князь не рассказал, княгиня расскажет, – проговорил Фрол, и сообщники, переглянувшись, направились к выходу.
– А с остальными что делать? – кивнув на слуг, поинтересовался одни из людей пана.
– Никого не оставлять в живых, – приказал Залевский и вышел.
Любава неслась по коридору и, влетев в опочивальню княгини, выпалила:
– Матушка, бежать надо! Предали нас! Батюшку схватили, а Настеньку убили!
Женщина побледнела и, застонав, схватилась за живот.
– Матушка, бежим! – тянула за рукав девочка.
– Не смогу я. Догонят меня. А ты беги к лесу, там схоронишься. Поторопись, – проговорила Варвара и обняла дочь.
– Я не уйду без тебя! – слёзы навернулись на глаза Любавы. – И братьев надо предупредить!
– Ты не успеешь, – сморщившись от боли, проговорила княгиня.
На мгновение задумавшись, она сняла с шеи серебряный амулет и повесила его на шею дочери.
– Береги его. Отдать можешь только своему мужу.
– Матушка, – зарыдала девочка.
– Беги, прошу тебя! – взмолилась мать. – Ты должна сохранить оберег. Поспеши!
Осознавая важность поручения, Любава утерла слёзы и, спрятав талисман за пазуху, направилась к двери. Но не успела она её открыть, как та распахнулась, и девочка уткнулась носом в серебряный орден. От страха Любава не могла оторвать взгляда от оскалившегося не то волка, не то собаки. Страшная пасть, тускло поблёскивая, раскачивалась перед глазами, и, сглотнув ком, застрявший в горле, она подняла глаза. Встретившись с леденящим взглядом пана, бедняжка задрожала, но Якуб властно отстранил ребёнка и шагнул к княгине. Следом за поляком зашёл и Фрол Друцкий. Прижавшись спиной к печи, Любава испугано уставилась на мужчин. Варвара тяжело вздохнула и вновь схватилась за живот.
– Фрол, – простонала она. – Как ты посмел….
– Посмел, посмел, – хмыкнул боярин. – Лучше скажи, где твой муженёк ключ от кладовой прячет.
– Так это всё из-за золота, – догадалась княгиня. – Тебе придётся ответить за свои деяния.
– Не придётся, – усмехнулся Друцкий. – Никто не расскажет, никто и не узнает. А вот ключ тебе лучше отдать.
– Я не знаю, где он.
– Врёшь! – взревел Фрол и наотмашь ударил женщину.
– Не тронь! – взвизгнула княжна и, бросившись на боярина, вцепилась зубами в его руку.
Друцкий грубо отшвырнул ребёнка, и Любава, ударившись головой об угол обложенной изразцами печи, потеряла сознание. Через некоторое время откуда-то издалека девочка различила отчаянные крики матери, затем послышался детский плач, и неожиданно всё стихло. Маленькая княжна сквозь окутывающий голову туман подумала: «Может это всё сон?» – но тут отчётливо услышала мужские голоса.
– Ты что, и младенца кончил? – спросил Фрол.
– Слишком громко орал. Его плач меня выводил из себя, – проворчал Якуб и прикрикнул: – Ищи давай. Здесь он должен быть.
– А что с девчонкой делать? – вновь задал вопрос Фрол, и Любава, догадавшись, что говорят о ней, похолодела.
– Да, похоже, она тоже откинулась, – раздражённо фыркнул поляк. – Ключ лучше ищи! О холопке он печётся…
Её щека лежала в чём-то тёплом и липком, и девочка неожиданно она поняла, что это её собственная кровь. Тошнота подступила к горлу, но Любава, не смея даже моргнуть, боялась шелохнуться. Злодеи шарили по сундукам и полкам, заглядывали за иконы, переворачивали всё вверх дном.
– Чёрт, где же он, – злился Фрол и остановился возле девочки. – Может, без ключа обойдёмся? Сломаем замок – и дело с концом?
– Нет, не получится. Я читал, что без ключа кладовую не открыть. Секрет там какой-то имеется.
– Так разнести по кирпичику всю кладовую!
– Она на несколько аршинов
68 в землю уходит и толщиной чуть ли не в два. На это время потребуется. А сюда со дня на день Евсей Левашов со своей дружиной явиться должен. Можем не успеть.
– Куда же Засекин его спрятал? – в сердцах ударил кулаком по печи Фрол, и неожиданно один из изразцов откинулся, открывая глазам тайник. – А вот и ключик, – засмеялся Друцкий.
Сообщники обрадовались и, завладев ключом, тут же удалились.
Когда шаги затихли, Любава решилась открыть глаза. Прислушиваясь к звукам за дверью, девочка несмело пошевелилась и приподнялась. Голова тут же закружилась, но когда комната престала вращаться, то, что увидела маленькая княжна, заставило её оцепенеть. Любава с ужасом смотрела на растерзанные тела матери и младенца. То была крохотная сестричка. Сколько времени она не могла оторвать глаз от страшной картины, девочка не знала, но из оцепенения её вывели крики с улицы.