– Брехня! Сказки всё это! Не было у князя никакой казны, – воскликнул Друцкий. – Там и было – пара куньих шкурок да горсть серебра, а остальное – медяки одни. Хвастал, будто приданное дочерям царское даст. А сам был гол как сокол!
– Откуда знаешь? – тяжело взглянул Прохор.
– Так.. слышал, – понимая, что выдал себя с головой, растерялся Друцкий. – Слухи-то по Москве ходили, – начал заикаться боярин.
– Взять их! – приказал Евсей, указывая на Залевских и Фрола.
– Я представитель короля! Вы не посмеете! – в возмущении вскочил с места старший Залевский. – И всё, что наговорила эта сумасшедшая, только слова! Какие у девчонки доказательства, что она дочь Засекина? – обратился пан к Бутулину. – Может, дворовая девка обворовала хозяев и сбежала? А теперь небылицы сочиняет! А монахиня вовсе с горя разума лишилась и несёт, что попало!
Царский посланник устремил строгий взгляд на Таяну. Девушка растеряно захлопала глазами. И тут заговорила сестра Марфа:
– Любавушка, вспомни… Матушка не говорила тебе, не показывала, как казну открыть?
– Нет, я ж девчонкой была, – пожав плечами, пролепетала девушка. Якуб торжествующе усмехнулся. – Хотя… – задумалась княжна и удивлённо взглянула на монахиню. – Как-то мне страшный сон привиделся, и я проснулась… К матушке побежала, но её на месте не оказалось. Только и заметила, как отблеск фонаря сверкнул: они с батюшкой в подвал спускались. Ну я за ними и пошла.
– И что? – подбадривала девушку бывшая ключница.
Напряжённо копаясь в памяти, Любава замолчала.
– Да… – задумчиво проговорила она, – я видела, как они кладовую открывали.
Фрол только презрительно усмехнулся:
– Потому ночью и шастали, что хотели скрыть, что казна-то пуста.
Не обращая внимания на ехидство боярина, Любава продолжила говорить:
– Матушка меня увидела и назад в опочивальню повела, а батюшка там остался, – девушка продолжала о чём-то сосредоточенно размышлять и наконец взглянула на Бутулина. – Я попробую…
– Что? – не понял князь.
– Казну открыть.
– А чего её открывать? Её уж и без тебя давно открыли, – поморщился царский посланник.
– Пойдёмте! – вдруг азартно сверкнула глазами Любава. – Я покажу! Пусть принесут ключ от подвала, – потребовала она.
Взглядом разыскав в толпе ключника, Евсей велел ему принести ключ от казны. Княжна спустилась с помоста и пошагала к лестнице, ведущей в подземелье. На её лице появилось столь уверенное выражение, что и князь Бутулин, и другие бояре поднялись и последовали за девушкой.
– И пана Залевского с собой прихватите, – на мгновение остановившись, посоветовала Любава.
Но поляки и без того собирались взглянуть, чем собралась удивить царского посланника новоявленная княжна, и уже сами направились вместе со всеми. Фрол только презрительно лыбился, но плёлся рядом с невозмутимым Залевским.
Ключник отворил ведущую в подвал дубовую дверь, и процессия, освещая дорогу факелом, спустилась по каменной лестнице. Столпившись на небольшой площадке перед массивной плитой, служившей дверью в кладовую, люди остановились, озадачено поглядывая на Любаву.
– Открой, – попросила она мужа, и Евсей достал массивный украшенный вензелями ключ.
– Это тот самый? – спросил Прохор, вспоминая давний визит в разграбленный город.
– Тот, – согласился княжич, и по лицу пана Залевского проскользнула ехидная ухмылка. Ключ легко вошёл в вырубленную в камне скважину, внутри раздался щелчок, Левашов сделал оборот, и дверь, издавая тягостный скрежет, отворилась. Якуб Залевский, переглянувшись с Фролом Друцким, скептически скривились. На самом деле, в кладовой не оказалось ничего необычного. Пара сундуков с ценными шкурками соболей и куниц, ларец с серебряными монетами, большой сундук меди. Но всё это было сбережениями Левашова.
– И что? – злорадно хихикнул Фрол. – И где же несметные богатства твоего батюшки?
Не обращая внимания на насмешку боярина, девушка огляделась и, приподняв факел, осветила подземелье. Выложенные из камня стены уходили ввысь сводами перекрытий и казались незыблемыми. На одной из стен с выступающей из неё аркой под самым потолком высветился барельеф солнца и луны. Люди удивлённо зашептались. В камне было высечено точное изображение амулета.
– Евсей, верни мой оберег, – попросила Любава. – И пан Залевский пусть отдаст, – приказала она.
Якуб злобно прищурился и не сдвинулся с места, тогда Прохор, грубо рванув камзол поляка, сорвал с него талисман и передал его княжне. Закрепив факел на стене, девушка ещё раз внимательно оглядела стену. Пилястры, поддерживающие арку, в двух локтях
69 от пола были украшены каменными дисками. Княжна подошла к одному из них и, смахнув пыль, с усилием потянула диск в сторону. Неожиданно камень поддался, и глазам людей предстало округлое углубление с высеченным внутри изображением в форме Солнца и Луны.
– Евсей, сдвинь другой диск, – кивнув в сторону второй опоры арки, попросила княжна. Левашов потянул камень, и диск легко переместился, открывая точно такое же углубление. Любава внимательно осмотрела высеченный рисунок:
– У тебя должен быть золотой, – передал она мужу амулет. – Приложи его, – приказала княжна, а сама вложила в углубление свой серебряный. Оба оберега точно встали на место. – Теперь поверни по ходу движения солнца.
Левашов надавил на оберег и повернул его, как говорила Любава. Чувствуя, как под металлической пластиной повернулся и камень, Евсей с удивлением взглянул на супругу. Девушка, в свою очередь, повернула серебряный амулет.
В ту же секунду внутри камня разделся щелчок, и стена, издавая утробный рокот, неожиданно поползла в сторону. Когда к открывшемуся проёму поднесли факел, народ ахнул. Каменная клеть была заставлена сундуками, полными золота, серебра, драгоценных камней, церковных окладов и прочей дорогой утвари. Из груди Фрола раздался душераздирающий хрип, а Прохор, пытливо взглянув на Якуба, предположил:
– Похоже, пан Залевский, ты догадался, что девять лет назад вы с Друцким не нашли настоящую кладовую. Поэтому, пан, ты так стремился получить доступ к владениям покойного Засекина?
Фрол буквально взвился:
–Так ты обмануть меня хотел? Вот для чего тебе девка нужна была?! Не только сыночка своего от наказания огородить, так ещё и всем богатством вознамерился завладеть?
– Молчи, болван! – рыкнул Залевский.
На челюстях Якуба заходили желваки, а глаза разгорелись жгучей злобой.
В самом деле, проникнув в кладового русского князя, поляк испытал глубокое разочарование. То, что хранилось за толстыми стенами подземелья, не заслуживало тех усилий, которые он потратил, чтобы попасть сюда. Добыча оказалась настолько скудной, что Залевский возненавидел и себя, и Фрола, и весь мир. И эта ненависть не добавила пану милосердия, а даже наоборот: Якуб с ещё большей жестокостью решил изничтожить город.
