По возвращению домой, поедаемый безмерной досадой Залевский даже чуть не сжёг старинную рукопись, рассказывающую о походах предков Засекина и о княжеской казне. Случайно обнаружив эту книгу в разграбленном русском монастыре, пан из любопытства изучил её и загорелся идеей получить несметные богатства князя, а случай удачно свёл поляка с Фролом Друцким. Две коварные сущности быстро нашли общий язык, и завистливый боярин согласился помочь Залевскому добраться до подземелья Засекина.
Но сжечь тогда летопись Якубу помешала его жадность. Пан уже поднёс фолиант к камину, но взглянув на массивный дорогой переплёт, пожалел его и в сердцах только забросил книгу подальше.
Прошло несколько лет, и как-то, перебирая свою библиотеку, Залевский вновь наткнулся на знакомую летопись. Старая досада отразилась на лице Якуба, и он, презрительно усмехнувшись, открыл фолиант. Заново перечитывая описание богатств Засекина, пан поморщился и в сердцах захлопнул книгу. Неожиданно серебряная пластина, украшающая оправу рукописи, отпала, открывая глазам выдавленный рисунок.
Разглядывая орнамент, Залевский вдруг понял, что он ему знаком. На толстой коже было высечено Солнце с Луной – точно такое, как на обереге, сорванном с груди князя Засекина. Желая окончательно убедился в своём предположении, Якуб достал из ларца вещицу. Сравнивая рисунок с амулетом, пан пришёл к выводу, что в этом нет ничего удивительного. «Книга написана о предках князя… Возможно, это изображение являлось чем-то вроде родового герба? – размышлял Залевский. – Кладовая, как известно, была построена аж в девятом веке!»
Но что-то странное шевельнулось в груди поляка, проскользнув юркой змейкой в его алчное сердце. Намереваясь вернуть фолианту первозданный вид, Якуб решил закрепить серебряную пластину на старое место и взялся натирать её войлочной тряпицей. Начищая серебро, пан обнаружил, что почерневший металл скрывал витиеватый орнамент, и, присмотревшись к узору, разобрал знаки похожие на буквы. Пытаясь разгадать древние славянские письмена, Залевский усердно изучал знаки и всё же сумел прочитать: «Вереи», – проговорил он вслух. Вспоминая, что же это значит, Якуб нахмурился: – «Кажется, «запоры» или «затворы»», – подумал он, и в груди вновь что-то шевельнулось.
Пристально разглядывая оберег, изображение на коже и слово на пластине, Залевский задумался, и неожиданно ему на память пришёл барельеф в княжеском подвале. «Там тоже было высечено похожее изображением», – нахмурился пан, и подозрение в груди пришло в ещё большее движение. Якуб не мог отделаться от мысли, что и тогда, и сейчас он чего-то упускает. Вспоминая давно минувшие события, Залевский мысленно проходил по княжескому дому, спускался в подвал, открывал кладовую… И тут его мозг пронзило озарение: размер кладовой был несопоставимо мал по сравнению с фундаментом! Конечно, вполне возможно, что подвал не стали делать под всем домом, но шестое чувство подсказывало Залевскому: он на верном пути. Вновь открыв книгу, Якуб взялся перечитывать её более внимательно.
В рукописи говорилось, будто открыть кладовую можно только с помощью хитрого ключа, а ещё упоминалась какая-то тайна, сохраняемая княжеским родом на протяжении столетий. «Может, мы просто нашли не тот ключ? – вдруг осенило пана, и он пристально взглянул на оберег. – Или не поняли, что является ключом», – лихорадочно задрожал Залевский. Несколько раз перечитав фолиант, поляк всё более приходил к убеждению, что на самом деле в тот день они не открыли казну, и скорее всего богатство Засекиных до сих пор хранится в тёмном подземелье.
Жажда наживы не давала Залевскому покоя, и он решил вернуться в разорённые земли и на месте проверить свою догадку. Но ему опять не повезло. К величайшему сожалению пана, русский царь успел пожаловать заброшенную вотчину Евсею Левашову.
Якуб злился. Одно дело – наведаться в пустой дом, совсем другое – когда он полон народа, а двор охраняется опытными дружинниками. Надеяться во второй раз безнаказанно попасть за крепостные стены было бы наивно, и хитрый поляк решил по-другому подобраться к казне и подсунул княжичу свою племянницу.
Всё складывалось просто замечательно. Красавице Божене легко удалось увлечь неискушённого в женском коварстве воина, и дело двигалось к свадьбе. Залевский уже видел себя в заветном подвале и мысленно ликовал, подсчитывая дни до венчания, но тут ему на глаза попался оберег Таяны. Пана буквально окатило ушатом холодной воды. Якуб не понимал, откуда у девчонки мог взяться похожий оберег, но уверенность в том, что он на пороге раскрытия древней тайны, окончательно засела в его голове. «Я заставлю её рассказать, что она знает об этом обереге», – размышлял пан, но девчонка умудрилась сбежать.
Именно желание получить оберег и выбить сведения у странной холопки и заставляли Залевского так настойчиво требовать от Сыскного Приказа как можно скорее разыскать «лиходейку». До конца не понимая, связь оберега с пресловутыми «верями», Якуб рассчитывал на месте разобраться с загадкой. А если отомкнуть запоры княжеской казны не удастся, пан планировал просто разобрать стену по кирпичику, а потому ему любым способом было необходимо завладеть имением Левашова.
Ещё немного – и он сможет стать владельцем богатств Засекиных, – мечтал Залевский, и теперь Якуб в бессилье скрежетал зубами…
Фрол пытался вырваться из хватки Прохора Долматова, а князь Бутулин, смерив взглядом поляков, поморщился:
– Ну теперь вам обоим не отвертеться. В кандалы их! – приказал царский посланник, но не успели стрельцы опомниться, как Якуб, выхватив нож, схватил Любаву и приставил клинок к её шее.
– Все прочь, или я перережу девке горло! – пригрозил пан.
Люди замерли, понимая: негодяй исполнит угрозу. Евсей побледнел и, не смея выхватить саблю, прожигал глазами Залевского.
– И сына моего отпустите! – велел Якуб.
Подчиняясь, стрельцы отступили, и, Болеслав самодовольно блеснув глазами, отстранил охранников и шагнул к отцу.
Пятясь назад, пан неуклюже тащил Любаву к выходу.
– Да что ж ты делаешь, ирод! – воскликнула Пелагея. – Она же на сносях!
Но поляк только хищно оскалился.
– Вздумаете пойти за нами – ей не жить! – пригрозил Залевский. Его силуэт вскоре исчез в слепящем свете дверного проёма, и стены подземелья огласил визгливый вой Фрола.
Старший Залевский тащил Любаву к конюшне. Жители Хлепени в ожидании окончания тяжбы продолжали толпиться на княжеском дворе, но завидев поляка, угрожавшего ножом молодой княгине, опасливо расступились. Болеслав вывел лошадей и, сам вскочив в седло, поторопил отца:
– Да брось ты эту девку! Только мешать нам будет.
– Нет, она наша защита до самого Смоленска
70. А за свою брюхатую бабу князь нам ещё золота отвалит! – возразил пан и, удерживая Любаву за руку, потянул её к лошади.
Но тут за спиной Якуба раздалось угрожающее рычание, и, обернувшись, пан увидел огромную оскалившуюся пасть.
