– Садись за стол. Я – Паса, – назвала себя хозяйка. – Паса, дочь Гасха. На-ка, давай ешь…
Она пододвинула ей по столу миску с вареным мясом.
Ага, ну хоть что-то ясно. Во всяком случае, по именам можно понять, в какой род ее сестры отвезли.
– А я Варка… – едва выговорив это, девушка вгрызлась в баранье ребро. Только сейчас она почувствовала, насколько голодна.
– Твою кличку в стае Аксианы мне знать не нужно! – неожиданно прикрикнула на нее хозяйка. – Тем более что я ее и так знаю. Об имени спрашиваю! Как тебя звали отец и мать?
– Зиндра, дочь Аграма и Аспы, – назвалась девушка, вдруг побагровев от смущения. – Да только вот они не смогут сказать тебе спасибо, почтенная…
– Понимаю… – старуха нахмурилась.
– Как твое здоровье и благополучие, почтенная Паса? – родовое вежество, с которым юнице надлежит обращаться к старшим, вспомнилось само собой.
– Хвала Табити и Папаю, благополучно в моем йере. Хватает и сена в стогах, и зерна в амбарах, и всякой съедобной травы, и камыша для очага. Ты лучше скажи вот что: сколько ты уже таскаешься с дочерью Парда? – осведомилась старуха.
– С кем?
– С Аксианой! – сказала как отрезала старая ведьма. – Вот уж имечком наградил ее отец! Это ж надо додуматься: сравнить родное детище с морем… Хотя ведь угадал – упертости и гордыни у нее со все Черное море. Старый Пард, конечно, тоже был не подарок… Так сколько?
– Третий год пошел…
– Многих своих схоронила?
– Се… семерых…
– Вот то-то и оно, – многозначительно хмыкнула старуха. – Ну да ладно, о таком не с хворыми да болезными говорить. А вот похвалю тебя, Искра, за то, что соблюла себя. Иные из ваших Лунных, – она широко осклабилась, ощерив единственный зуб, – кха, Дев… они не то что мужика, козла не пропустят.
Зиндра невольно вздрогнула: что, целительница не только рану ей заштопала, но и это проверила?
– Потому и решила сказать… – невозмутимо продолжала Паса. – Пока за тобой тут ходили да лечили, мне мой внук помогал, Гзарук ему имя. И вот понравилась ты ему, а он парень видный и неглупый… Кузнеца нашего подручный, да и сам уже, можно сказать, кузнец, полный мастер своего дела…
– Кузнец… – произнесла Зиндра вслух. Вот кто, значит, приходил вместе с Пасой… А потом вдруг ощутила, что вот-вот зардеется, будто и вправду бестолковая юница только что из родного йера. Выходит, этот неведомый ей внук-кузнец мало того что смотрел на ее нагое тело, так еще вдобавок хватал и ворочал ее, бесчувственную…
– Верно, запала ты ему в душу, – старуха с насмешкой покосилась на нее. – Так что спрашивал он у меня, можно ли Лунной Деве замуж… Понимаешь?
– Но я же сколотка, а вы тут… выходит, сарматского корня, так ведь? – едва успев договорить, Зиндра удивилась своим словам.
– Эх… – отчего-то вздохнула старуха. – В каких жилах какая кровь течет, одни боги знают, если и те не забыли. Сколько ваших женщин в прежние времена наши воины покрыли да в шатры к себе уволокли? Да и ваши мужи, небось, семя заронить в сарматскую пашенку не брезговали. Ты вот, к примеру, рыжая – стало быть, в нашу масть, коренные сколоты ведь все больше темные… Так как?
– Я… я подумаю… – огорошенно произнесла Зиндра. В этот миг она растерялась куда больше, чем даже перед битвой с ольвиополитами, когда увидела вокруг себя незнакомых лучниц, которых ей предстояло вести в бой.
– Ты подумай да соглашайся! – Паса, дочь Гасха, опять словно бы прикрикнула на нее. В сердцах стукнула по столешнице ладонью: звук был, как деревом по дереву. – Ведь там, в этой вашей лунной стае, вскорости пропадешь – на войне или баранов угоняя, все равно. А тут деток народишь… травам учить тебя стану и заговорам целебным. У меня три ученицы, да все не толковые… Чем плохо?
– Всем хорошо, – вынуждена была признать девушка.
– А то, – старуха вдруг печально вздохнула, – так и закопают тебя исколотой, порубанной да девкой нетронутой… Или того хуже, живую возьмут в полон. Что с такими, как ты, в полоне делают, знаешь?
– Знаю. Я… я подумаю, – повторила Зиндра. – А когда за мной сестры мои приехать обещались?
Говорит Гипсикратия
Потом я не раз думала, что в тот день сошла с пути, предназначенного мне Матерью Анахитой… Что она привела меня в это селение, дабы я осталась среди этих добрых работящих людей, сменив меч на подойник и иглу, а ремесло убийцы – на труд целительницы. Вышла бы замуж за внука старой Пасы, переняла бы ее лекарскую науку, а затем, может, и превзошла бы ее… Если б не померла, рожая пятого или восьмого ребенка, – ибо много женщин уходит к предкам, давая новую жизнь… И тогда сколько же людей, чья судьба пересеклась с моей, – от царей до рабов! – остались бы живы, а сколько умерли? И как бы изменилась их жизнь, а значит, и бытие этого мира? Оказалось бы это для мира и для меня лучше или хуже?
Наверно, этого мне уже не узнать. И никто не в силах дать ответ: ни самые мудрые эллинские философы, ни величайшие провидцы и маги иных земель, которые мне довелось повидать…
Часть вторая. Иные рубежи
Глава 1
В тихую погоду Дан-Абра прекрасна. Нет слов, чтоб рассказать об этой могучей, полноводной, быстрой реке, о ее зеркальных разливах, отражающих безоблачное темно-голубое небо и ослепительное солнце юга.
Вдвойне красива Небесная Река там, где сливается с морем, которое иные из прибрежных жителей зовут Черным. Тихо шепчутся высокие камыши, перекликаясь с гибкими лозами тальника, с темной зеленью тополей, с мелкой листвой серебристой ивы, которая словно бы ловит густую синеву неба прозрачной и призрачной сетью теней. А как чист и легок воздух! Как красива сплошная стена зелени с яркими пятнами цветов! Жизнь так и кипит на этих цветущих берегах. Вот с шумом вылетает фазан и блещет на солнце радужными отливами бронзы, серебра и золота, вот лазурной искоркой стремительно режет воздух над самой водой зимородок, вот величаво парит курганный орел и белыми молниями мелькают чайки… Туры и тарпаны пьют из реки, и, воистину царь над царями, грозен, могуч, иногда по сию пору забредает в эти края лев, подстерегая в береговых зарослях кабана или оленя. А бывает – даже человека…
Зиндра жадно смотрела на все вокруг, как будто видела этот мир впервые. Жизнь вернулась в ее плоть и душу – и она вернулась к жизни, но иная, обновленная, чувствующая все тóки своего тела. Каждая травинка, каждая веточка словно шептала: «Вот я, я жива! И ты жива, сестра!»
– Навсегда бы здесь осталась! – подумала она вслух.
На берег выпорхнула стайка хохочущих девушек с венками на головах, и эти венки составляли единственную их одежду: они только что купались в Небесной Реке. Увидев Зиндру, девицы побежали к ней.
– Варка, ну что ты? Сходи искупайся тоже!
