Многих из этих городов и царств давно нет, а серебро их гуляет по свету.
И римские денарии. Их тоже немало, но вот они-то в основном новенькие, свежей чеканки. Что это за народ такой – римляне, надо бы узнать при случае. Слышно о них уже давно, с каждым годом их монеты все чаще в руки попадаются, а вот как-то не очень понятны они. Впрочем, Степи, возможно, и без надобности такое понимание: Рим стоит где-то за тремя морями, а значит, все, что связано с ним, – забота йованских городов, что на побережье…
– Мы возьмем еще одного коня, – Зиндра протянула горсть серебра Лонре.
– Обойдетесь, – фыркнула та. – На серебре не поскачешь, да и в еду оно не годно…
– Тогда… – прищурилась Зиндра, – мы возьмем монеты, что ардара под алтарем держит – она разрешила. Думали вам оставить, но раз так…
– Вот не знала… – невозмутимо процедила беспалая воительница. – Ну, раз она вам про них сказала, то берите. Не наши-то они точно.
– Могли бы стать вашими. И твоими тоже. Знаешь, сколько лошадей на них можно купить?
– Забирай, забирай свое серебро. Лошадки-то нам нужнее. Где их вот тут, посреди степи, купишь?
Разрешение Зиндру не порадовало. Беспалая права. Ох как нужны им лошади, хотя бы пара запасных… А посреди степи их действительно взять негде…
Она даже не заметила, как к ней подошла Ница.
– Я… я хочу с вами уйти…. с тобой, ардара, – прошептала та, оглянувшись. Лонра уже была далеко. – Возьми меня в свою дружину!
– Чем это мы так тебе понравились?
– Я здесь не смогу, не выдержу. Не получается у меня быть воительницей. Оно бы сразу понять, а я вот так запоздало… Убьют меня в первом же бою.
– Эорпатой быть не можешь, а в дружину просишься… Так зачем ты мне такая? – высокомерно прищурилась Зиндра. – Что делать умеешь?
– А что скажешь, то и буду делать! – Ница преданно посмотрела ей в глаза. – Лепешки печь, воду носить… Могу Зарине с Тарсой подстилку греть.
– Мало ты умеешь. Если это все, то не нужна нам такая.
Зиндра все же не спешила отказывать наотрез, ждала. Ну, так и есть: еще раз воровато оглядевшись, ее собеседница торопливо добавила шепотом:
– Я… я знаю, где ардара… – Ница осеклась, – где Аксиана клад прячет! Видела, когда коз пасла. Она с полным бурдюком поперек седла в балку у Сухого ручья заезжает – а обратно-то без бурдюка…
Зиндре вдруг захотелось хлестко ударить ее по бесстыжей роже. Но сдержалась.
– Не надо богов гневить, – наставительно произнесла она. – Мы и так славную добычу взяли. Да еще балка та немаленькая, когда еще найдешь… если найдешь… Ладно, поговорю с сестрами. Но знай – доли из выкупа ты все равно не получишь.
* * *
– Ница хочет уйти с нами, – вечером того же дня сообщила она Лонре.
Та подняла взгляд на Зиндру. Помолчала.
– Пусть, – решила она. – Все равно толку с нее тут не будет. Возьмите, может, отхожее место чистить сгодится или под Теокла вашего подкладывать!
Невозможно было понять, чего в ответе увечной больше – насмешки или подлинной радости, что ее бала избавилась от никчемной обузы.
– Скажи, – вдруг неожиданно для себя предложила Зиндра, – а ты… ты сама не хочешь… ну, с нами? Что тебя тут ждет? Ардара чем дальше, тем злее, да и проку от тебя в бою, сама-то признай, немного.
– Я и сейчас одной рукой двоих твоих мокрощелок свалю! Даже правой, калечной! – бешено окрысилась Лонра. А потом с печалью продолжила: – А у йованов я что делать буду, в Ольвии твоей? Вы хоть мужей себе найдете, а я кому там нужна? За миску похлебки с поденщиками да рабами? Не хорони меня раньше времени, сестра. Дала Анахитта – раньше жили, еще даст – дальше поживем. – И добавила: – Уходить-то когда будете? Я смекаю, чем скорее, тем лучше.
Часть третья. Жена и мать
Глава 1
– Эвоэ! Эвоэ! На счастье! Эвоэ!
Скифянка вздохнула.
Двух месяцев не миновало, как она нашла на берегу этого человека, и вот они с ним за пиршественным столом.
По правую руку от нее – подруги, все, кроме Саны: лучница их оставила, сказавшись больной. (Ну, в ее положении понятно и простительно.) А по левую – ОН.
Ростом едва не в четыре локтя
[30], сероглазый, смуглокожий и золотоволосый, сложенный как… как молодой конь – в устах степняков нет высшей похвалы. Облаченный в пурпурный гиматий
[31] с золотой каймой, бронзовая грудь и левое плечо открыты. Умыт, причесан и умащен оливковым маслом. С подстриженной бородой и венком на волосах.
И рядом с ним она – в эллинском платье и химатионе, в сандалиях, украшенных серебряными пряжками.
Минувшие недели пролетели быстро, хотя иной из дней временами тянулся, как застывший мед. Ее сестры купили у городских архонтов прижавшуюся к стенам усадьбу, хозяин которой, торговец кожами и мехами, сгинул в степи два года назад. Почти талант отдали! Меланиппа договаривалась с хозяином постоялого двора в предместье о продаже его заведения. Тот уже давно задумал, прихватив семейство, перебраться в Пантикапей, откуда был родом. А еще они все были вписаны в городские списки как «жительницы». А еще…
А еще Зиндра услышала от подруг, что она сошла с ума, что йованам нельзя доверять, что Теокл обманет ее, бросит, отдаст на потеху команде, как только они отплывут от берега, продаст в бордель, что греческий пес не пара скифской волчице… Но потом все смирились с решением своей ардары – хотя так ее называла лишь Ница.
Да, собственно, она ведь уже и не была их предводительницей…
Зарина и Тарса были слишком увлечены собой, спали по полдня, а оставшиеся полдня не выходили из своей каморки, насыщаясь друг другом. Словно бы здесь, на земле, где эта любовь не запретна, с них сняли некие невидимые путы. Алана почти все время проводила с Меланиппой, как умела, помогала ей в делах. Сана… Сана думала о будущем ребенке, больше ничего ее не волновало. Даже Джигетай, которого отдала ей Зиндра, – потому что в ее нынешней, тем более будущей жизни не могло найтись места степному коню, а Сане он все-таки не чужой, да и ее он тоже признавал, пускай не так, как Зиндру, но ведь так и не должен…
Может быть, лучница еще сына на него сажать будет – Джигетай не так уж стар.
Оставалась Ница. Она то ходила собачкой за Меланиппой, то напрашивалась в гости к Зарине и ее подруге, надеясь, не иначе, что те ее возьмут в наложницы (или как это лучше назвать?). А потом обошла всех восьмерых ольвийских свах, три из которых печали бесприютной юной степнячки приняли близко к сердцу и тут же назвали несколько заведений, хозяева которых будут очень рады взять ее на работу… а работа там совсем не тяжелая…
