Засветло их растолкали и загрузили в повозки, при этом зорко следя, чтоб никто не начал чудить. Ведь именно в такой момент и покончил с собой тот злополучный раб-германец, о потере которого хозяин сокрушался вчера: отпихнул надсмотрщика, ринулся под выезжавшую со двора повозку, сумев так ловко упасть, что шея оказалась точно под тяжелым колесом и вмиг переломилась… «Отмучился!» – произнес тогда немолодой привратник постоялого двора. Гипсикратия посмотрела на него с удивлением и увидела рабское клеймо…
На сей раз ничего такого не произошло. Но когда они ожидали погрузки, из дверей мансиона, шатаясь, вышла, невидяще уставившись в пустоту, молодая женщина, вся в синяках и совсем голая – на ней не было ничего, кроме свинцового ошейника. Несчастная, шатаясь, подошла к колодцу и вылила на себя ведро ледяной воды.
Гипсикратия вспомнила, как им долго не давали спать гогот постояльцев и жалобные стоны. Что ж, теперь понятно, какие дела творились в главном здании мансиона…
Когда женщина возвращалась от колодца, один из стражников, примерившись, ловко ухватил ее за ухо.
– И что же там написано на твоем украшении, милашка? – осведомился он, алчно облапив нагое тело. – Та-ак… «Это продажная женщина! Схватите ее, потому что она сбежала из мансиона Павла Секста!» Уже бегала, небось?
Та, равнодушно высвободившись из его рук, прошла дальше, но Гипсикратия успела различить в ее глазах нечто, заставившее содрогнуться. Какие еще ужасы могут ожидать всех их в этой на вид такой мирной стране с прекрасными дорогами и цветущими садами?
В повозке скифянка сразу задремала и проснулась от того, что кто-то осторожно тормошил ее. Открыв глаза, она увидела перед собой одну из девушек, молоденькую, черноволосую, ту самую, что не хотела залезать в клетку.
– Эй, ты знаешь эллинский? – спросила девушка тихо.
– Ты разбудила меня, чтоб узнать это? – буркнула Гипсикратия.
– Хвала богам! А ты настоящая скифянка?
– И что с того?
Та достала что-то из складок хитона и осторожно вложила в руку Гипсикратии. Приглядевшись, скифянка увидела, что это длинная железная заколка, остро, но неумело заточенная. Наверно, о камень пола или стены той самой конюшни, где они ночевали.
– Вот, – произнесла незнакомка. – Я сделала это, чтоб убить себя… Я не хочу… Они меня… Я не выживу в лупанарии
[49], – голос ее сорвался. – И я подумала – лучше сразу. Но не смогла, мне страшно! А ты варварка, у вас, я вчера слышала, людей едят… Что тебе стоит? Ткни меня в сердце, а все подумают, что это я сама себя…
Несколько мгновений Гипсикратия молчала, растерянная и потрясенная просьбой несчастной, а потом одним движением выкинула заколку вон из клетки. Черноволосая всхлипнула, закрыв лицо ладонями.
– Не хорони себя… – прошептала бывшая амазонка. – Заколоть всегда найдется кому, дурное дело нехитрое. Но, глядишь, боги и смилостивятся…
Назавтра, после полудня, впереди показалась мутно-серая полоса узкой реки, что извивалась по долине, утопающей в зелени виноградников и оливковых рощ. По этой речушке тянулось такое множество барок, что, казалось, и воды́ между ними не разглядеть. Переехав реку по каменному мосту, караван оказался в местности, густо застроенной виллами. Как могла оценить Гипсикратия по понтийскому опыту, здесь жили очень богатые люди, и она горько усмехнулась, уверенная, что вскоре покажется нищее предместье. Конечно, вот уже и оно: скопище хижин под соломенными крышами. А затем взору открылся и сам город, обнесенный каменной крепостной стеной с высокими башнями.
Несмотря ни на что, Гипсикратия удивилась: за высокой стеной по склонам холмов поднимались вперемешку бедные домики, беломраморные усадьбы и громады странных зданий, явно непохожих на дворцы богачей. А что же это тогда?
– Вот это – Рим! – воскликнул Крисп и шумно почесался. – Всякий раз, когда его вижу, не могу сдержаться…
Не доезжая до городских ворот, караван свернул с мощенной камнем дороги куда-то в сторону, на укатанную грунтовую дорогу. Невдалеке высилось большое мрачное здание, окруженное высокой бревенчатой стеной. В ней тоже были ворота, чуть ли не под стать городским – мощные, обитые железом.
Как только череда телег подъехала вплотную, в надвратном оконце мелькнула голова какого-то рыжего бородача. Судя по всему, это тоже был раб, галл или германец; он, как видно, узнал Криспа. Тут же послышался скрип отодвигаемого засова и ворота распахнулись.
Повозки и всадники через закругленную арку ворот въехали на широкий двор. И вправду тут все под стать… ну, городу – не городу, но целому селению. Множество зданий, между которыми деловито снуют люди; если судить по одеждам, не только рабы, но и свободные. Окруженный виноградом дом – должно быть, обиталище хозяина; рабские бараки, конюшни, амбары, склады и возвышающаяся над всеми этими строениями странного вида громада из известковых блоков.
Гипсикратия привычно окидывала всю здешнюю обстановку цепким взглядом. Конечно, трудно представить, что ей удастся бежать отсюда, и тем более вряд ли предстоит брать этот «поселок» приступом. Но мало ли какие шансы бросает судьба тем, кто готов их поймать…
Справа – двухэтажное здание с колоннами, портиком и крытой галереей на втором этаже.
Слева расположены небольшие квадратные дворики, штук пять или шесть, все отгороженные забором из кольев. Дальше – длинное каменное строение с тремя входными дверями, очень узкими окнами и двускатной черепичной крышей. К нему примыкает крытая колоннада.
В двориках и на площадке перед длинным домом она заметила людей, явно выделявшихся по сравнению со всеми, кого доводилось прежде видеть в этой проклятой стране сыновей Волчицы. Их было больше сотни. Одни просто сидели в тени на скамейках или прямо на земле, другие, разбившись на пары, сражались друг с другом… Гипсикратия присмотрелась – не боевым оружием. У кого-то в руках был деревянный меч, а то и два, у кого-то – длинная палка… копье с деревянным трезубым наконечником… плетенный из лозы щит… Все они – мужи в расцвете лет или мускулистые крепкие юноши; все коротко острижены, из одежды на них имелись лишь набедренные повязки, на ногах – грубые сандалии. Упражняются в работе мечом по соломенным чучелам, учатся раз за разом набрасывать петлю или сеть на вкопанный в землю столб в рост человека… кто-то бьет трезубцем в щит в руках соперника… За поединками бойцов наблюдают наставники, у них особое облачение: короткие коричневые туники, перетянутые в талии широким кожаным поясом, в руках у каждого наставника то плеть, то палка. Время от времени раздается короткий возглас: кто-то из наставников останавливает поединок, чтобы указать на ошибку неумелому или вразумить особо нерадивого.
К прибывшим сразу же бросилось несколько человек, одетых в новые туники. Несмотря на добротность одеяний, это были, конечно же, рабы. Но посреди них шествовал человек в тоге, несомненно, здешний хозяин, даже если на вид он напоминал скорее пожилого грузчика.
