– А на что вам?
– Ее родня ищет. Какая-то тетка померла, посмотрели завещание – а там она. Родня за голову схватилась, а делать нечего – надо искать.
– Матильда, значит, кому же еще быть. Ее из дому один молодчик сманил, потом по рукам пошла. А выкупил ее старикашка, лет тому назад…
Нюшка стала загибать красные пальцы и бормотать, припоминая неведомые Лабрюйеру события.
– Двадцать! – вдруг выкрикнула она.
– Не может быть.
– А вот и может. Это еще при покойном царе было! Когда он, царь, помер, наша Сашка дочку родила. А замуж она пошла, когда он еще был жив. А дочке, Верке, сейчас девятнадцать. А Матильда от нас ушла, когда Сашка замуж собиралась, это я точно помню.
– Хорошая же у тебя память, – удивился Лабрюйер. – Так что за старикашка-то?
– Купец один. По делам приехал, а вечером куда деваться? Ну, он – к нам. Ему Матильду вывели – и все, пропал! Так-то оно было.
– Русский купец?
– Русский, а как звать – не знаю, сам – то ли из Пскова, то ли из Новгорода.
– Это уже кое-что. Вот тебе еще двугривенный, давай вспоминай дальше.
Но, кроме Пскова и Новгорода, Нюшкина память ничего не удержала.
– Может, Грунька что-то помнит? – предположил Лабрюйер.
– Какая еще Грунька?
– Грунька-проныра.
Нюшка расхохоталась.
– Да кто бы ее в хороший дом взял! Она же уродина, всегда была уродина. Она тут, за спикерами, промышляла. Раз мужчину обокрала, другой обокрала, дознались, без зубов ее оставили.
– А ты все же скажи, как ее искать. Она ведь тоже может что-то знать. Я бы с ней потолковал. Ей найдется что вспомнить.
– Зря время потратишь, кавалер. Искать ее в Магдалининском приюте, в Агенсберге.
– А ты с ней хоть иногда видишься?
– А чего с ней видеться, кто она мне? Она у меня из зависти платок попортила, какой-то дрянью облила.
– Понятно. Ну, за Матильду – благодарствую.
– Ступай себе с Богом, кавалер, у меня дел невпроворот.
На том и расстались.
Шагая к пролетке, Лабрюйер сопоставлял в уме то, что наговорила Нюшка, со сведениями от Лореляй. Одна из них врала, но которая – неизвестно. Если верить Нюшке, Матильду из публичного дома увезли то ли во Псков, то ли в Новгород. Если верить Лореляй, ее выкупил какой-то человек, потом ее содержал Ротман, потом она от Ротмана еще к кому-то переметнулась. Но Лореляй в те времена была еще девочкой. Впрочем, решил Лабрюйер, это особого значения не имеет, главное – узнать, побежит ли куда-то после разговора Нюшка-селедка.
Он поехал в фотографическое заведение. Там хозяйничал Ян. Хорь куда-то выбежал, сказал – на часок-другой.
В лаборатории на столе Лабрюйер обнаружил записку от Хоря:
«Это телефонограмма. Г-жа Урманцева выехала из усадьбы в неизвестном направлении. Попытки узнать о ее прошлом пока безуспешны. В церковной книге есть запись о ее венчании с г-ном Урманцевым 8 сентября 1889 года. Она тогда носила фамилию Свентицкая. Где она была до того времени – тайна, покрытая неизвестным мраком. На момент венчания ей было 23 года, если не соврала. В фотографических альбомах, имеющихся в усадьбе, фотографий ее юности и детства нет, но есть следы выдранных страниц. Обещали при появлении новых сведений телефонировать».
– Черт знает что, – сказал Лабрюйер. – Олухи царя небесного!
Он имел в виду неспособность провинциальных полицейских агентов узнать, получала ли Урманцева перед своим исчезновением какие-то письма, а если да – то откуда.
Гувернантка знала нечто важное, сообщила это «нечто» Урманцевой, а когда в дело вмешался он, Лабрюйер, Урманцева пропала. Куда, зачем?
– Господин Гроссмайстер, – сказал Ян. – Можно мне взять на пару часов «Атом»?
– Бери, конечно, только не поломай, – ответил Лабрюйер.
Ян широко улыбнулся. Он был очень аккуратен с фотографической техникой, а если судить по улыбке – Лабрюйер сейчас подарил парню какое-то невероятное счастье.
«Ну да, – подумал Лабрюйер, – ему же всего восемнадцать, и наверняка есть барышня, которую он хочет поразить наповал, сделав ее карточку на фоне памятника Петру Великому».
Оказалось, не в Петре Великом дело.
– Я буду в комнате снимать, – признался Ян. – Там из окна Гертрудинскую церковь видно.
– Но это же будет контражур, – ответил Лабрюйер. – Ты сам понимаешь, если снимать человека на фоне окна, через которое в комнату идет свет, то получится один черный силуэт.
– Я пробовал снимать из окна салона. Она… то есть человек, стоял на улице, а я снимал большим аппаратом вот отсюда
– А в салоне свет горел? – заинтересовавшись, спросил Лабрюйер.
– Горел.
– И как получилось?
– Плохо получилось. Но должен же быть способ снимать под углом. Возить аппарат по всему салону я не хотел, вот попробую с «Атомом», может, что-то выйдет.
– Давай сперва попробуем в салоне, пока нет посетителей. Неси сюда «Атом», – велел Лабрюйер.
Ян принес аппарат, и они с азартом стали искать заветный угол для съемки. Отщелкали не менее дюжины кадров, причем Лабрюйер даже нарисовал карандашом план салона и свои перемещения возле витрины.
– Беги, проявляй скорее, – велел он. – Очень любопытно, на что мы столько пленки извели.
– А кто будет принимать клиентов?
– Я их задержу, иди скорее.
Чем задержать – в салоне имелось, одни альбомы чего стоили.
Примерно час спустя были готовы карточки, сделанные для пробы. Их оказалось одиннадцать – два кадра Ян все же загубил.
– А что, могло быть хуже, – сказал Хорь, изучая Яново творчество. – Время потрачено не зря.
– Мы, наверно, минут двадцать нужные углы искали, – ответил Ян.
– И все двадцать минут перед витриной стояла пролетка?
– Какая пролетка?
Качество карточек было далеко не блестящим, но можно было понять – в пролетке женщина, худощавая блондинка. Она велела орману остановиться не прямо перед дверьми фотографического заведения, а сбоку, и явно пыталась разглядеть, что делается за витринным стеклом. Гуляющего возле витрин Лабрюйера она видела, а Яна в глубине салона – нет, и вряд ли поняла, что идет фотосъемка.
– Фирст! – воскликнул Лабрюйер. – Срочно нужен Фирст!
Быстро одевшись, он взял карточки и на трамвае поехал в полицейское управление.
Глава седьмая
Фирст был на задании, а Линдер не имел времени на разговор, он должен был выезжать в Московский форштадт, где обнаружили сильно покалеченного, ограбленного, но способного давать показания русского купца. Он взял фотокарточки и обещал передать их Фирсту.
