– Я все расскажу!
– Погоди, – по-русски сказал Лабрюйер Хорю. – Допрос сидя в снегу – это даже для нашей бешеной компании чересчур… как это?.. Экстравагантно. Все-таки придется пробраться на фабрику. Кажется, там ворота остались только со стороны угольного склада, а возле газгольдеров их убрали.
Как и следовало ожидать, пленник, будучи поставлен на ноги, попытался сбежать. Ему поставили подножку, повалили и решили беседовать, вдвоем сидя на нем рядышком, как две курицы холодной ночью на насесте.
– Ты заметь, он шума не поднимает. И по-русски не понимает. Странная птичка к нам залетела, – усмехнулся Лабрюйер.
– А что, если это итальянец?
– Я видывал итальянцев. В Риге на кого только не насмотришься. Он брюнет, и вид у него, пожалуй, южный, – согласился Лабрюйер. – Ну, как господин прикажет к нему обращаться? Ну?..
Вопрос он подкрепил несильным ударом каблука.
– Я – Феррони.
– А может, Мазарини?!
Но это было бы слишком большой, фантастической удачей.
– Называйте меня Феррони, – сказал пленник.
– Хорошо, Феррони, – согласился Хорь. – Кто вам велел выслеживать нас?
– Я их не знаю.
– Погоди, погоди! – Лабрюйер удержал Хоря от иронического замечания. – Такое бывает! Это не значит, что к нему подошли на улице и сказали: «Сударь, вы нам понравились, теперь вы будете выполнять наши задания». Он – не из наших топтунов, наружное наблюдение – не его ремесло. Значит, его выбрали не за умение…
– А за что?
– За то, что он не посмеет отказать. Значит, взяли молодца не скажу за что.
И Лабрюйер опять перешел на немецкий.
– Тот, кто вас нанял, – мужчина или женщина?
– Мужчина.
– Опишите его внешность, Феррони. Если хотите, я буду спрашивать, вы отвечайте. Рост?
– Как вы, почти. Но очень худой. Лицо узкое.
– Лет ему сколько?
– Как вам. Или, наверно, немного меньше.
– Усы носит?
– Да, черные. Не крашеные. Он брюнет.
– То есть брови и волосы тоже черные?
– Да.
– Брюнет какого рода? Среди финнов они тоже попадаются.
– Он смуглый брюнет. И сложение, как у мальчика.
– Узкие плечи? – спросил Лабрюйер, уже догадываясь, кто прислал ему в подарок синьора Феррони.
– Да.
– И говорит по-немецки не так, как рижане?
– Я сам говорю не так, как рижане. Я тут недавно.
– Очень хорошо. Где вы поселились, Феррони. Ну? Говорите прямо, иначе и в самом деле попадете в газгольдер.
– На Большой Кузнечной, на углу с Малярной, в новом доме.
– Вы там один живете?
– Нет…
– Феррони, вы увезли замужнюю даму и с ней скрываетесь? – догадался Хорь.
– Нет!..
– Так отчего же вы так испугались тощего господина с черными усиками?
– Он… нет, я не могу объяснить…
– Он знает вашу позорную тайну? – прямо спросил Лабрюйер.
Ему со всякими чудаками приходилось иметь дело. Тот, кто просил называть себя Феррони, сильно смахивал на особый вид чудаков, и если он не был актером, то для чего бы ему подкрашивать губы, создавая очень четкую линию? Чуть-чуть, не так, как молодые дамы, примерно так, как артисты, которые приходят делать парадные фотографические карточки. Но ходить в таком виде по улицам не каждый артист станет.
– Он может погубить мою семью, понимаете? У меня матушка с больным сердцем, у меня младшие братья, у меня сестра – невеста. Если они узнают, если в городе узнают…
– Так я и думал. Вы уехали в Ригу, потому что дома уже земля под ногами горела?
– Да, мы уехали в Ригу…
– А этот господин был с вами знаком раньше? В том городе, откуда вы сбежали?
– Нет, я его впервые в Риге увидел. Но он мне все про мою семью рассказал. Он все про нас знает…
– Откуда вы? Говорите уж прямо.
– Из Базеля. У нас семья католическая, вся родня – католики. Понимаете?
– Понимаю…
Хорь видел, что Лабрюйер и Феррони нашли общий язык. Как это получилось – он не мог взять в толк и потому молчал.
Лабрюйер встал.
– Поднимайся, – сказал он Хорю. – Теперь господин Феррони не убежит.
Встал и тот, кто просил называть себя Феррони.
– Ступайте, – позволил ему Лабрюйер. – И продолжайте выполнять приказания того господина.
– Продолжать следить за вами? – удивился пленник.
– Да, разумеется. Вы ведь сейчас хотели знать, с кем поздно вечером хочет встретиться эта особа? – Лабрюйер указал на Хоря.
– Да, мне велели узнать, с кем вы встречаетесь в городе.
– Вот и хорошо. Скажите, что эта особа прогулялась возле Бастионной горки с мужчиной средних лет, плотного сложения, хорошо одетым, который потом взял возле Немецкого театра ормана и укатил. А лицо вы не разглядели по случаю темноты. Теперь ступайте.
– Я действительно могу идти?
– Можете. И имейте в виду, что наняли вас мошенники. Они обещали, что вашу тайну никто не узнает, но верить им нельзя. Ни господину с усиками, ни полной седой даме, ни даме-блондинке. Да идите же. Или вы собрались ночевать под воротами газовой фабрики?
Феррони ушел, то и дело оборачиваясь.
– Ты понял, что все сие означает? – спросил Лабрюйер Хоря.
– Кажется, понял. Этой позорной тайны вся столица полна…
– Слыхал про такое дело. В Риге тоже попадается. Но в католических семействах, да еще со старыми итальянскими корнями, насчет позорных тайн строго. Неудивительно, что парочка сбежала. А теперь нужно как можно скорее найти Горностая. Ты знаешь, где он поселился?
– Примерно знаю.
– Поезжай к нему сейчас же и объясни положение дел. Скажи – если сейчас этот несчастный Феррони не справится с поручениями, то наш тощий противник выпишет из Вены настоящего опытного топтуна. Он не стал искать такого в Риге потому, что боялся – рижский, близкий к сыскной полиции, может меня по старой памяти предупредить. Так что придется Барсуку присмотреть за домом на углу Большой Кузнечной и Малярной. Появилась неплохая ниточка…
– Кто тут командир отряда? – спросил Хорь.
– Ты командир отряда. Просто нет времени на церемонии. Почисть меня. В таком виде выходить на Александровскую как-то неприлично.
– В таком виде можно стоять во дворе и вести наблюдение без всякого риска – все примут за снежную бабу.
