Ладонь Артёма накрывает мою руку, сжимая до боли.
— Не надо тебе никуда, — ухмыляется Рупасов. Его пальцы, до сих пор касающиеся пояса моих джинс, оттягивают испорченную ещё вчера застёжку, а затем он добавляет негромко. — Ты ведь уже была дома. И не задержалась там надолго.
Безусловно, он прав. Вот только… Разве хоть кому-то из нас от этого легче? Потому и молчу, терпеливо ожидая, когда мужчине надоест это противостояние.
— Что происходит, а, Жень? Не хочешь рассказывать о том, почему такая упёртая — бог с ним. — дополняет Артём. Он убирает мою руку от двери, а затем разворачивает к себе лицом, тут же укутывая в жаркие объятия, и касается губами моего лба в лёгком поцелуе. — Но может тогда другим поделишься? Этот город — последнее место, где твой благоверный хотел бы тебя видеть, но при этом сам отправил тебя сюда. У тебя проблемы? Или у него? — в его тоне проскальзывают тревожные нотки.
Стальная хватка рук мужчины не позволяет отстраниться. Очевидно, что повторной попытки сбежать на сегодня больше не будет. И мне ничего не остаётся, как капитулировать. Да и грех не воспользоваться тем, зачем сюда ехала изначально.
— Мою соседку два дня назад убили. Следствие считает, что на её месте должна была быть я, — проговариваю нерешительно. — Вот Агеев и отправил меня сюда. Ну как отправил… Вынудил приехать — тут больше подходит. Да и не объяснил ничего толком сразу. Узнала только пару часов назад, когда его брат приехал присмотреть за мной. И мама тоже знала, но ничего не сказала. Я вообще сюда приехала, чтобы забрать её, а оказалось-то… Паршивая ситуация, в общем, — заканчиваю совсем тихо.
Удушающее ощущение предательства вновь опутывает невидимыми сетями мой разум, но объятия Артёма становятся крепче, а дышать — гораздо проще.
— Да уж… — задумчиво отзывается мужчина и немного отстраняется, продолжая удерживать меня около себя одной рукой. — Действительно паршиво… — дарит мне ласковую улыбку, несущую в себе искреннее сожаление. — Паршиво для них, но не так уж и плохо для меня, если это привело тебя сюда, — лукаво прищуривается, а его губы расплываются в ехидной насмешке, после чего он добавляет беззаботно. — Кофе ты так и не допила. Будешь? Домой ведь всё равно не пойдёшь.
Тяжело вздыхаю, удручённо качая головой.
— Если ты оденешься, — бросаю многозначительный взгляд на обнажённый торс, старательно игнорируя всё остальное, — и нальёшь мне новую порцию, а то та уже остыла, то может и правда буду, — старательно сдерживаю напрашивающуюся улыбку в ответ.
— Договорились, — ухмыляется Артём.
Он разворачивается и идёт к дивану. Я же, болезненно сглатывая, пытаюсь прекратить пялиться на его татуированную поясницу и всё то, что ниже…
Получается плохо, но в скором времени, к моему облегчению, Рупасов избавляет меня от этой тяжкой ноши. Мужчина открывает диванный отсек, вытаскивает дорожную сумку, а затем вынимает из неё спортивные штаны, футболку и плетённые кеды, которые в скором времени оказываются на нём.
— Не хочу кофе, — едва заметно морщится Артём, бросив взгляд в сторону двух кружек на краю рабочего стола. — Есть хочу. А ты? — оборачивается в мою сторону, вопросительно приподнимая бровь.
— Что, снова роллы? — интересуюсь в ответ.
В синих глазах вспыхивает лукавый блеск явного предвкушения.
— А что, ты готовить разучилась? — ехидно отзывается он. И, пока я растеряно соображаю к чему вопрос, добавляет меланхолично. — Или я настолько плох, что такой чести не достоин?
Ответа мужчина не ждёт. Разворачивается и покидает комнату, скрывшись за дверью, откуда приносил кофе. А я набираю в лёгкие побольше воздуха и следую за ним. Понятия не имею что рассчитываю там увидеть, но всё равно удивляюсь… обычной кухне. Уж слишком она… нормальная.
Рабочая зона со стандартным гарнитуром холодного стального цвета внесена в тёмную нишу и выделена небольшим подъёмом. Барная стойка отделяет её от небольшого круглого стола цвета «серый металлик», к которому приставлена пара мягких кресел. А главное — повсюду огромное количество мелочей и бытовой техники, которые пригодились бы на кухне современной домохозяйке.
— Так вот где ты живёшь, — срывает с моих уст само собой.
Артём беззаботно пожимает плечами.
— Я много работаю, поэтому и провожу здесь времени больше, чем в той квартире, — ухмыляется он. — Что в этом такого?
Действительно, всё, что я могла бы посчитать «нормальным» никогда не относилось к этому мужчине, так что и удивляться, наверное, особо не стоило.
— Ничего, — отзываюсь нехотя.
Подхожу к холодильнику и, открыв дверцу, бездумно исследую содержимое полок.
Помимо всего того, что обычно хранится у меня самой, натыкаюсь на упаковку обезжиренных биойогуртов и стейки сёмги. Последнее я вынимаю, намереваясь приготовить, а вот предыдущее вызывает у меня новый невольный вопрос.
— Сколько лет твоей секретарше?
Оборачиваюсь в сторону мужчины, запускающего кофеварку, и замираю в мучительном ожидании. Всё внутри закручивается в тугой узел, природы которому я пока не могу найти объяснение… Неужели ревность?
— Чуть больше сорока, а что? — подозрительно прищуривается Артём.
И если он заметно напрягается в явном непонимании, то вот я облегчённо выдыхаю.
— Просто спросила, — оправдываюсь невозмутимо.
Тут же отворачиваюсь, распаковывая наш будущий совместный ужин. Непонятное чувство потихоньку отпускает моё сознание и последующие пять минут я преспокойненько хозяйничаю на чужой кухне. Правда вернувшееся самообладание длится недолго. Ясность моего рассудка снова под угрозой, как только Рупасов заканчивает с приготовлением новых порций кофе и подходит ко мне со спины. Он опирается обеими ладонями о край столешницы по обе стороны от меня, заключая в своеобразный капкан из полуобъятий, а затем тихонько шепчет на ухо:
— Ты знаешь, как сильно я по тебе скучал всё это время?
Судорожно сглатываю. Не отвечаю. Лишь чувствую, как по моим венам будто разливается самая безотказная и быстродействующая отрава. И её не вывести. Не вылечить ничем. Можно только погибнуть, наслаждаясь этим смертельным ядом несбыточных желаний и надежд. И я наслаждаюсь. Не могу себе в этом отказать.
Никогда не могла. Да и по-другому просто быть не может.
— А я скучал… Очень сильно, Жень. До одури.
Сердце пропускает удар и будто срывается в пропасть. Настолько глубокую и тёмную, что невозможно из неё выбраться. Да и не хочу я оттуда выбираться. Уж лучше сгинуть в этой темноте, ведь она так сладка и необходима мне. Вот только знать об этом кому-то ещё кроме меня, явно необязательно.
— Зачем ты всё усложняешь? — бормочу едва ли разборчиво.
На самом деле, хочется сказать совершенно иное. Вот только… Нельзя давать ложную надежду. Ни ему, ни мне в первую очередь.
