Он вынуждает меня приподняться и прогнуться в спине, вдавливающими поглаживающими движениями проводя вдоль линии позвоночника. Его пальцы ловко справляются с маленькими пуговичками, позволяя частично стянуть платье, а вместе с тем избавиться от верхней части того, что было под ним.
— Я слишком долго ждал тебя, чтобы всё закончилось за минуту, — дополняет Артём.
Собираюсь возразить, потому что лично мне всё равно насколько быстро это будет, лишь бы удовлетворить эту внутреннюю агонию жажды, которая медленно и верно начинает пожирать изнутри. Но, как только его рот захватывает одну из вершин груди, слегка прикусывая, сжимая вторую ровно с таким же натиском… Уже ничего не остаётся для меня. Только ошеломляющая волна похоти, захлестнувшая и разум, и душу, и тело.
— Ох… — срывается с моих уст невольно.
Выгибаюсь навстречу, отчаянно надеясь на больший контакт наших тел, но резкая боль простреливает запястья, напоминая о том, насколько же я ограничена в своих возможностях. Но и она лишь добавляет остроты безмерно страждущим ощущениям. Наверное, именно поэтому, когда мужчина отстраняется от меня, всё что я могу — капризно хныкать в мольбе, чтобы он исправил эту несправедливость как можно скорее. Вот только облегчать мои страдания Рупасов не спешит. Даже когда он избавляется от всей своей одежды и возвращается на кровать, аккуратно вклиниваясь между моих ног.
— Ты такая красивая, Жень… — хрипло бормочет он.
А я буквально впиваюсь взглядом в тонкую чёрную вязь рисунка татуировки на его теле, мысленно блуждая вдоль плавных искусных линий, опоясывающих рельеф крепких мышц. И в который раз безмерно восхищаюсь тем, насколько же идеально сложен мой любимый.
Наверное, я ненормальная, или по меньшей мере, со мной что-то не так, но глаза будто бы режет от одного осознания что я вижу перед собой, но при этом не могу дотронуться… Нельзя так сильно хотеть мужчину, ведь эта зависимость совершенно точно губительна. Невозможно любить настолько безумно и отчаянно, будто бы от этого зависит собственная жизнь. Но я хочу. И люблю.
— Ты даже не представляешь, как я с ума сходил всё это время по тебе, — негромко произносит он, аккуратно обхватывая за лодыжки, укладывая их себе на плечи. — А ты? Ты вспоминала меня, а, Жень? — дополняет, плавно заскользив кончиками пальцев по внутренней стороне моих бёдер.
Едва осязаемые прикосновения по краю резинки чулок сводят с ума. Каждый мой новый вдох сравним с тем, будто вместо кислорода я впитываю истинное пламя самой преисподней. С такой безудержной силой горят мои лёгкие.
— Да, — выдыхаю запоздало.
Артём дарит мне тёплую полуулыбку и наклоняется вперёд, целуя чуть ниже колена, постепенно продвигаясь выше и выше. Ответная волна судорожной дрожи во мне пробегается от самых кончиков пальцев и разливается по всему телу, вынуждая ёрзать от нетерпения.
— Как часто, Жень? — продолжает Артём.
Уже давно теряю смысловую нить диалога. Вообще непреодолимо трудно сосредоточиться хоть на чём-то, помимо убийственно медленной и неспешной ласки, истязающей моё тело и сознание. Но, по всей видимости, Рупасова это не устраивает.
— Как часто ты вспоминала обо мне, Жень? — настаивает он на своём.
Его ладони скользят выше по внутренней стороне бёдер, задевая пальцами кружево нижнего белья, а губы повторяют этот путь, вынуждая меня уже откровенно стонать от переизбытка острых ощущений.
— Постоянно… — выдыхаю вынужденно. — Пожалуйста, Тём… Я так больше не могу-у…
Хочется просто вцепиться в его волосы, притянуть к себе ближе, впиться в него голодным поцелуем, забирая и впитывая в себя вкус чужого и одновременно самого родного дыхания. Меня буквально ломает от невозможности прочувствовать жар мужского тела, обхватить за торс ногами и ощутить в себе наполненность, которую может подарить только он. Но я не могу себе этого позволить. Мои руки до сих пор находятся в мягком, но надежном захвате металла и кожи, а разум отказывается воспроизводить хоть что-то, что помогло бы. И всё, что мне остаётся — продолжать молить свою мужчину ниспослать мне освобождение… Нет, не от пут, которыми он привязал меня… Не только к кровати. К себе. Причём так давно, что уже и не помню, а было ли в моей жизни время, когда я жила отдельно от него. Словно меня и не существовало прежде.
— Одного твоего слова достаточно, — то ли напоминает о былом, то ли просто соглашается со мной Артём.
Нижняя часть белья всё ещё на мне… Тем контрастнее и ярче первое проникновение его пальцев вглубь моего тела. Но и оно не приносит столь необходимой разрядки.
Лишь разжигает мучительную агонию потребности быть единым целым с мужчиной до небывалых высот. Меня выворачивает этой болью. И если я совсем недавно так боялась упасть, то теперь все мои грёзы только о том, чтобы свалиться в этой вершины как можно стремительнее и скорее. Уже не могу сдерживаться. Делаю то, о чём он предупреждал… То, чего он хотел. Я кричу. Громко. Наверное, даже слишком, потому что…
— Тише, родная, — остаётся где-то на краю моего сознания нежно-успокаивающий полушёпот. — Тише.
Мужчина продолжая ласкать меня изнутри жестоко медленно и сладко. До такой степени безгранично томительно, что у меня перед глазами темнеет. Я уже ничего не вижу. Только чувствую, как каждый нерв раскалён до предела, а мышцы каменеют от судорог. Время словно замедляется, оставляя барахтаться и тонуть в омуте бесконечного круговорота, убивающего с такой изощрённостью, что кажется, будто бы эта пытка создана специально для меня. И тогда, когда я уже решаю, что это никогда не закончится, а я сама просто сгину в этой беспросветной пучине сладостной боли, мир рассыпается на мириады осколков чистейшего наслаждения, заставляя внутренние мышцы сжиматься в ошеломительном оргазме. Меня будто вышвыривает из реальности окончательно. И эта моя новая действительность настолько прекрасна, что просто не могу не остаться там…
— Жень, — доносится словно издалека.
Собственный организм напоминает нечто абстрактное, не способное больше чувствовать ничего, кроме оставшейся эйфории, наполняющей душу лёгкостью и безмятежностью. Но ласковое трепетное прикосновение к моим губам заставляется вернуться из своего недолгого путешествия.
— Жень, — уже требовательнее зовёт Артём.
Череда новых поцелуев вынуждает тянуться навстречу. Вновь забываюсь, потянув руки вниз, чтобы обнять мужчину. Острая боль прошивает запястья, а я невольно морщусь, сожалея лишь о том, что до сих пор так и не могу прикоснуться к любимому. Ничего не произношу вслух, но моя реакция остаётся услышанной.
Металлические пряжки на кожаных браслетах оказываются расстёгнуты уже вскоре, и я с наслаждением опускаю затёкшие ладони на широкие сильные плечи, впиваясь в загорелую кожу ногтями.
— Я здесь, любимый, — шепчу несвязно.
Его член упирается мне в промежность. Нужно лишь податься совсем немного вперёд и тогда… Тихий, но настойчивый стук в дверь разрушает ту иллюзию, которая только начала вырисовываться в моём воображении.
