— Да, — отвечаю тихо.
Закусываю губу, отводя взгляд в сторону. Мужчина до сих пор не одет, и пусть нынешнее моё состояние не очень-то и располагает к чему-либо с сексуальным подтекстом, но вид обнажённого Рупасова словно последний ржавый гвоздь в могилу, на надгробье которой напишут: «Придавило тяжестью свершённых грехов».
— Я сейчас оденусь, а потом мы спустимся вниз и поговорим с твоим мужем. Вместе, — больше не глядя на меня, продолжает Артём. — И с матерями нашими тоже поговорим. Я всё объясню. Не беспокойся. Сегодня же ко мне переедешь.
Ударная волна паники мгновенно пронзает рассудок. Мимолётно даже вспыхивает мысль остаться в этой комнате навечно и не выходить совсем… Я лучше сдохну, чем позволю ему это сделать!
— Нет, — произношу негромко, но твёрдо.
Рупасов как раз успевает натянуть штаны и уже собирается одевать рубашку. Да так и замирает, медленно поворачивая лицо в мою сторону. Помимо бескрайнего удивления, ничего на нём и нет, что, конечно же, неудивительно.
— Это ещё почему? — напряжённо отзывается мужчина.
Мой разум до сих пор разрывается в продолжающемся приступе истерики. Не удаётся придумать хоть какой-нибудь маломальски правдоподобный повод, который бы пояснил мою реакцию. Потому и решаю сказать, как есть. Всё равно давно уже пора бы сознаться и объясниться.
— Я же говорила тебе — не всё так просто, Тём, — делаю небольшую паузу, набирая в лёгкие побольше воздуха, пока он продолжает сверлить меня требовательным взглядом. — Дело не в том, что Рома не захочет давать развод. Просто это затрагивает не только нас двоих… У нас есть сын.
Наступившая тишина буквально рушится на меня шквалом прошлого, о котором Артёму знать совсем не нужно. Но я стойко подавляю проявление душевной слабости, дожидаясь ответной реакции, внешне изображая абсолютную непоколебимость.
— Сын? — единственное, что слетает с его уст.
В синих глазах отражается растерянность и замешательство. Кажется, он так и не верит сказанному мною. Продолжает смотреть на меня, словно ждёт, что я добавлю что-то ещё, что могло бы помочь прояснить ситуацию.
— Да, Тём. У меня и Ромы есть сын, — повторяю, глядя больше даже не на самого мужчину, а сквозь него.
Стоило бы добавить что-то ещё, но на большее не остаётся сил…
Глава 15
— Сын, — хмурится Артём.
На мгновение кажется, что он сейчас просто встанет и уйдёт, но Рупасов лишь болезненно морщится и садится на край постели, комкая в руках так и не одетую рубашку. Бездумно смотрит не вещь довольно долгое время в абсолютном молчании. Но я не спешу нарушать эту тишину. Даю ему время переварить информацию. Так и стою посередине комнаты, стараясь не поддаваться той панике, которая всё ещё живёт во мне.
— Как зовут? — наконец возвращается к диалогу мужчина.
Он до сих пор смотрит на ткань в своих руках и не смотрит на меня.
— Матвей, — отзываюсь тихонько.
И с замиранием сердца жду того, что он может спросить ещё.
— Сколько ему? — следует вполне закономерный вопрос.
Тот самый, которого я боялась больше всего на свете.
— Сколько ему? — переводит пристальный взгляд на меня Артём.
Ведь я так и не ответила. Не решила ещё как бы остаться честной и обойти то, что ему точно не понравится. Хотя подобное определение не совсем верно. Рупасов будет просто в бешенстве.
— В школу пойдёт в следующем году, — проговариваю, не слыша собственного голоса.
Удары проклятого органа в моей грудной клетке звучат намного громче слов. И этот ритм становится только сильней, когда замечаю напряжение в плечах мужчины в то время, как взгляд синих глаз подозрительно прищуривается, продолжая сканировать меня. Даже дышать перестаю, отчаянно молясь про себя, что этой отговорки будет достаточно… Пусть и временно, ведь Матвею — семь, а не шесть.
— Понятно, — шумно выдыхает Артём. — И где он сейчас?
У меня будто самый тяжёлый груз с души сваливается.
— В санатории, с Ромиными родителями, — отвечаю, стараясь внешне оставаться такой же спокойной, как и прежде. — Скоро вернуться должны.
Рупасов снова хмурится и смотрит на свою рубашку. Больше вопросов не задаёт. На его лице застывает маска отстранённости, когда он нехотя одевается и поднимается с кровати. А я так и продолжаю стоять посередине комнаты, не зная, как лучше поступить дальше.
В который раз наступившая в комнате тишина начинает потихоньку разъедать изнутри. Будто бы и не было последних трёх дней. Ощущение, словно мужчина снова далёк от меня. Настолько, что перешагнуть эту разделяющую нас пропасть не выйдет. Но и избавиться от гнетущего чувства я не могу. Потому и разворачиваюсь на выход, вспомнив о чём предупреждала Светлана Владимировна. Всё-таки она тут хозяйка, а я и так злоупотребила гостеприимством.
— Надеюсь, теперь понятно, почему я не смогу получить развод так легко, как ты считал, — бросаю напоследок прежде, чем отворить дверь и шагнуть в коридор.
Мысль о том, что теперь и вовсе необязательно рушить видимость семейного благополучия между мной и Агеевым, вспыхивает в сознании слишком ярко, чтобы я могла проигнорировать её. Но всё равно этот страх оставляю при себе. Предпочитаю, чтобы подобное озвучил сам Артём, если так посчитает… Когда будет готов.
В сознании царит кромешный хаос. И он не рассеивается даже тогда, когда я возвращаюсь во двор ко всем гостям. Ведь мой самый первый в жизни мужчина не последовал за мной. Так и остался на втором этаже. Зато, благодаря сумбуру, витающему в голове, не замечаю косых взглядов, направленных на меня, ровно, как и укоризненного взгляда матери. Вообще уже всё равно.
Не заботясь о мнении окружающих и дальше, пересекаю мощённую брусчаткой площадку и подхожу к мужу, который в компании своего брата рассеянно пялится на гранённый стакан в своей руке, вяло поддакивая завязавшемуся между ними разговору. Их голоса настолько тихие, что не могу разобрать ни одной связной фразы, а при моём появлении оба мужчины и вовсе замолкают.
— Собирайся и уезжай, — проговариваю без лишних предисловий.
Я зла на него не только за то, что посмел явиться сюда, пусть это и была инициатива матери. Смертельно необходимо выплеснуть всё то негодование, которое совсем скоро разорвёт меня изнутри.
— Хм… — слышится в ответ от Кости.
Бросаю ему красноречивый взгляд, полный презрения.
— И ты тоже, — реагирую даже резче, чем изначально в адрес Ромы.
Встречаю две натянутые улыбки, ярко демонстрирующие, что их владельцам глубоко плевать на моё мнение. Что только злит ещё больше. Но высказаться более развёрнуто я не успеваю. К нам подходит мама, улыбаясь не менее фальшиво чем эти двое, на которых смотрю.
— Дочь, на пару слов… — мягко, но в то же время настойчиво, проговаривает она.
