— И кто только разрешил тебе брать в руки такие игрушки, а, Жень? — тихонько шепчет он, мёртвой хваткой фиксируя обе мои руки за спиной.
Больно. Но не это сейчас заботит больше. Ведь я прекрасно знаю кто именно посмел сотворить такое со мной. Тем сильней моё удивление.
— Какого хрена?! — единственное, на что меня хватает.
Не слышу удара об асфальт, но оружие выпадает из моих рук.
— Не боишься пораниться? — продолжает он.
Открываю рот, намереваясь послать его куда подальше, но горло сдавливает в спазме. Нет, дар речи никуда не пропадает. Просто мужская рука сжимает горло чересчур сильно. Так, что даже дышать не представляется возможным.
— Ты нас чуть обоих не угробила, — дополняет мой мучитель. — Так нравятся острые ощущения, да?
Сила, с которой он сдавливает мою шею, немного слабеет, а я судорожно сглатываю.
На иное пока не способна. Прикрываю глаза и глубоко вдыхаю, временно поддаваясь чужой воле. Нужно перевести дух и собраться с мыслями. Просто потому, что не знаю, как поступить дальше. И всё ещё надеюсь, что Костя приедет.
Глава 19
Он проводит кончиками пальцев по моему горлу и шумно выдыхает в затылок. Его дыхание — горячее, обжигающее, опаляющее. Не только мою кожу. Мой рассудок. Моё сердце. Мою душу. Всю мою суть.
По телу словно разряды тока пробегаются. Вспыхнувшая поблизости молния, наряду с громогласным раскатом, лишь добавляют глубины получаемым ощущениям.
Хлёсткие потоки дождя бьют по мне сверху, смешиваясь с ритмом сердцебиения и пульса. Вся дрожу. Жутко холодно. Мокрая одежда липнет и причиняет дискомфорт.
Вот только это абсолютное ничто по сравнению с тем, что я чувствую от опасной близости мужчины. Но и избавиться от того, что Рупасов вытворяет со мной, тоже не могу. Ведь Артём до сих пор удерживает за спиной оба мои запястья одной своей рукой, а его хватка причиняет боль, но не слабеет.
— Не молчи, Жень, — гневным шёпотом проговаривает мне на ухо, нарочно задевая губами мочку. — Не зли меня ещё больше, чем уже есть!
Если бы знала, что сказать, наверное, выполнила бы его просьбу. Но смысловая нагрузка сказанного им ранее давно потеряна, а придумать что-нибудь ещё… Не способна я сейчас на импровизацию. Вот и молчу.
— Правда думала, что так просто уедешь, да, Жень? — продолжает Рупасов всё в таком же тоне. — А я когда говорил, что на этот раз сможешь уйти от меня только в том случае, если я сам тебе это позволю, ты чем слушала? — ядовито ухмыляется в довершение он. — Говори, твою мать, не молчи!
Что сказать ему?
Ни единой здравой мысли так и не образовывается. К тому же меня колотит ещё сильней, нежели прежде. Не только от непогоды. Ощущения от чужих прикосновений пронизывают буквально насквозь и гораздо острее, чем бьющий по нам ливень. Я просто задыхаюсь от всего этого, пусть захват второй его ладони на моей шее уже и не столь силён как прежде. То и озвучиваю за неимением большего.
— Мне больно… — выдавливаю из себя едва слышно.
Ещё немного и ноги перестанут держать и вовсе. Я почти не чувствую их. Упираюсь лбом в холодный автомобильный металл, ведь он — единственная моя опора, хоть и далеко не надёжная. Но и этого я лишаюсь уже вскоре. Артём резко разворачивает к себе лицом, продолжая удерживать мои руки и шею в прежнем положении. Ничего особенно не меняется. Разве что теперь он прижимает меня к машине спиной, и я могу видеть его лицо. В глазах цвета бездонной синевы плещется столько неприкрытый ярости, что невольно содрогаюсь, когда понимаю — презренное чувство целиком и полностью посвящено мне одной.
— Больно тебе? — переспрашивает он в неприкрытой усмешке. — В самом деле? А ты вообще помнишь, что такое боль? — очевидно, вопрос звучит в риторическом ключе, потому что времени для ответа Рупасов не оставляет, тут же продолжая. — Знаешь, каково это, проснуться однажды утром и осознать, что та, кто клялась тебе во всём вечном, ушла и даже «до свидания» не сказала? И не просто ушла — забрала вместе с собой твоё будущее. Не поинтересовалась твоим мнением. Забила на твои чувства.
Просто свалила в неизвестном направлении! Как считаешь, Жень, это может быть действительно больно? — сдавливает пальцы на моём горле сильнее, в то время как в синих глазах вспыхивает чистейшая ненависть. — Ты же бросила меня, Жень! И ребёнка нашего не рождённого убила! А потом вернулась и всего меня наизнанку вывернула, будто бы прежнего тебе мало было! Всю душу, зараза, вымотала! А теперь решила повторить всё по новой?! Них*ра так не будет, поняла?!
Каждое его слово отпечатывается во мне, будто клеймо, выжженное раскалённым прутом. Проклятый отпечаток прижигает сердце, расплавляет и уничтожает душу.
Не могу больше сдерживать слёз. Закрываю глаза, позволяя солёным каплям спускаться с ресниц, смешиваясь с дождём… Вот только Артёму и этого мало.
— На меня смотри, когда я с тобой разговариваю! — отпускает мою шею и перехватывает пальцами за подбородок, приподнимая лицо. — Ну что, Жень?
Вспомнила, что такое боль? Или тебе до сих пор не понятно? Всё ещё думаешь, что больно тебе? Так знай… не тебе одной!
Очередной поток чужой ярости врезается в сознание и вынуждает открыть глаза. Не могу же я проигнорировать и это, сколь бы того ни хотелось.
— Прекрати… — единственное, на что хватает меня.
На губах Рупасова мелькает горькая ухмылка.
— Нельзя прекратить то, что ещё и не начинал, — ядовито отзывается он, дёргая на себя, тем самым впечатывая в своё тело. — А я пока что только на полпути к этому началу, — добавляет зловещим многообещающим полушёпотом.
Его пальцы на моём лице плавно скользят и перемещаются на затылок. И тут же впиваются с такой силой, что хочется кричать от этой пытки. Хотя я всё равно упорно молчу, кусая губы. Просто отчаянно надеюсь, что очередное безумие в моей жизни будет длиться не так долго… Вытерплю. И не такое приходилось терпеть.
Но я ошибаюсь. Очень сильно. И жестоко.
— Знаешь о чём я думаю сейчас? — предельно ласково вновь заговаривает он.
Артём склоняется ближе, задевая своими губами мои. Могу не только слышать его голос, но и прочувствовать на себе каждый звук, улавливая чужое тяжёлое дыхание.
И если прежний грубый тон мужчины, исполненный ненависти, подталкивал меня к грани, где живёт лишь безнадёжный страх, то теперь… Я в откровенном ужасе.
Рупасов так и не отстраняется, внимательно и пристально всматриваясь в мои глаза с неподдельным интересом, будто ищет там ответ на недавно заданный вопрос, словно мне и правда известно, что творится в его голове. Но на самом деле я не понимаю, что и в своей-то происходит, не то, что в чужой.
— Знаешь? — повторяется Артём.
Прикосновение наших губ невесомое, почти не ощущаемое, но мне стоит огромных усилий не податься навстречу. Наверное, я окончательно спятила, а может просто таким образом надеюсь преодолеть ту невидимую преграду, которую он возвёл между нами. Ведь я всё ещё помню — мой самый первый в жизни мужчина может быть совершенно другим: моим, родным и близким настолько, будто бы и нет такого понятия как я и он, а только — мы.
