Обоюдное молчание немного тяготит, но лично для меня — всё лучше, чем снова ругаться… Или того хуже. Потому и не спешу заводить диалог. Правда и эта видимая идиллия в скором времени прекращается.
— Ты передумала разводиться? — интересуется Артём.
Мужчина так и продолжает смотреть прямо перед собой. Не удостаивает меня даже мимолётным взглядом. Но рождающееся в моей душе напряжение только растёт.
— Нет, — отвечаю, как есть.
Тоже не поворачиваюсь к нему. Ведь так гораздо проще справиться с пронизывающей от волнения дрожью в руках.
— Хорошо, — ровным, ничего не значащим тоном отзывается Рупасов.
Почему-то становится обидно. До глубины души. А ещё противно и мерзко! Ведь он сам так ничего и не сказал о судьбе своей невесты.
Тогда как вообще наглости хватает спрашивать меня о разводе?!
Последняя мысль тут же тает, затмеваемая другой. Озвучиваю её сразу же.
— У тебя же регистрация брака будет утром. Не успеешь… — не договариваю, позволяя собеседнику самому сделать окончательный вывод.
Замечаю, как уголки его губ кривятся в неприязненной усмешке.
— Не будет никакой регистрации утром у меня, — безразлично отзывается Артём.
А у меня сердце замирает. Я даже дышать перестаю.
Неужели не ослышалась?!
— Вечером должна быть, — продолжает он всё в таком же тоне. — К тому времени мы с тобой должны успеть вернуться обратно в город, — немного медлит, а после добавляет ядовито. — Не переживай, Жень. Я всё успею.
Матерный поток, взвившийся в моих мыслях, лишь чудом остаётся при мне!
— Ясно, — выдавливаю сквозь зубы.
На самом деле, хочется сказать гораздо больше… Не сказать, нет. Кричать так истошно и громко, чтобы было возможно хоть как-то заглушить всю ту боль отчаяния и безысходности, которая так безжалостно раздирает сейчас мою душу.
— Если хочешь, могу взять тебя с собой, — явно уже издевается мужчина.
Стоит огромных усилий не послать его в путь с наименованием заветных трёх букв…
— Спасибо, не стоит, — проговариваю глухо.
Ещё совсем чуть-чуть и разрыдаюсь. Поэтому и прикрываю глаза, силясь справиться с рвущимся наружу потоком предательских эмоций.
Зачем он так?! Неужели просто нравится причинять мне боль?
Поскольку в последнем я успела удостовериться совсем недавно, долго гадать не приходится, так ли это на самом деле.
— Согрелась? — неожиданно меняет тему Рупасов.
Ждала чего угодно, но точно не подобного… Даже не сразу с ответом нахожусь.
— Да, — роняю безразлично в итоге.
Так и не смотрю на него, усиленно разглядывая мелькающий за стеклом пейзаж. Но даже так начинаю чувствовать тяжесть его взгляда.
— Уверена? — дополняет Артём.
Вопрос кажется наиглупейшим, поэтому не отвечаю, неопределённо пожав плечами.
— Тогда почему тебя всю трясёт до сих пор? — приглушённо добавляет мужчина.
Скорость автомобиля начинает резко снижаться. Ощущение, что в скором времени машина и вовсе остановится. Не могу допустить этого — приходится унять свою гордыню.
— Да, уверена. Мне и правда не холодно. Спасибо, — проговариваю предельно медленно и вежливо.
И пусть всё внутри до сих пор кипит в негодовании, а ещё очень хочется заехать мужчине по голове чем-нибудь потяжелее, вместо того, чтобы обсуждать абсолютно никому не нужные вещи… Но я стойко терплю.
— Тогда почему тебя всю трясёт до сих пор? — повторяется Рупасов.
Создаётся впечатление, будто он вообще не слышал того, что я недавно говорила. И это жутко бесит! А может больше не совсем это, а то, что мой самый первый в жизни мужчина женится меньше чем через сутки, но при этом считает, что всё в порядке у меня должно быть… Интересно, это у него так ещё одна степень садизма проявляется, или он на самом деле не понимает, как же больно делает мне?!
Прикрываю глаза и медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться, а заодно и дрожь в руках унять. Надо же как-то совладать с буйством собственной несдержанности. Ещё бы заглушить не только внешнюю агонию, но и внутреннюю… Вряд ли последнее мне дано. Буду довольствоваться тем, что получается.
— Твою ж мать… — тихонько ругается Артём.
Утопая в собственных мыслях, не замечаю даже, как внедорожник оказывается припаркован к обочине. Пока фокусируюсь на реальности вновь, пропускаю и тот момент, когда мужчина больше не занимает место за рулём. Лишь вздрагиваю, когда дверца с его стороны с шумом захлопывается. Резкий порыв ветра моментально забирается под плед. Он скользит по коже в мучительном напоминании насколько же я беззащитна сейчас… Во всём.
Снова вздрагиваю. На этот раз действительно от холода. Не того, который вызван осенним ненастьем. То, что царит и властвует во взгляде цвета бездонной синевы, насквозь пропитывая и меня — гораздо более безжалостнее и пронзительнее.
Рупасов обходит транспортное средство с капота и останавливается с другой стороны машины. Больше не шевелится. Просто стоит и смотрит вроде бы и в мою сторону, но в то же время будто бы куда-то дальше, а меня просто не существует сейчас. По крайней мере, лично мне самой очень хочется, чтобы было именно так.
В итоге Артём просто закуривает взятую с собой сигарету, тяжело и медленно выпуская дым из лёгких. Честно говоря, и самой хочется получить дозу никотина, но выходить на улицу и уж тем более оказываться рядом с ним… Потерплю.
Прежде, чем мужчина возвращается обратно в салон, минуты тянутся так неимоверно долго, будто не один час проходит на самом деле. Двигатель «MitsubishiPajero» всё ещё работает, но Рупасов не спешит продолжить путь. Он откидывает голову на спинку своего сиденья и прикрывает глаза, шумно выдыхая.
— Жень… долго ещё вот так… будет у нас? — глухо проговаривает мужчина.
«А я знаю?» — бьётся в истерике моя душа.
«Никаких «у нас» — не существует!» — вторит ей сердце.
«Уж лучше «вот так», чем то, как было прежде!» — злорадно дополняет рассудок.
Но то остаётся внутри меня. Внешне я лишь перевожу на собеседника растерянный взгляд, надеясь, что он избавит меня от нужды отвечать.
— Жень, не молчи, — рушит мою надежду Рупасов. — Скажи что-нибудь! Потому что, когда ты молчишь, мне хочется убить кого-нибудь… — он болезненно морщится, а затем, так и не глядя на меня, ловит мою ладонь, крепко сжимая в своей руке. — Тебя саму ещё не задолбало? Почему мы не можем просто нормально поговорить?
По-моему, «нормально» — просто не про нас. Но и это я оставляю при себе.
— Не знаю… — бормочу тихонько.
Перевожу взгляд на Артёма, выдавливая подобие улыбки. Видимо, получается слишком виновато, потому что уголок его губ приподнимается в открытой ухмылке, а единственное, что она выражает — сожаление. Оно бьёт по мне даже больнее, чем если бы Рупасов вновь кричал или применял физическую силу.
