А я так и сижу с открытым ртом, всё ещё пытаясь справиться с шоком.
— Кофе будешь? — неожиданно будничным тоном интересуется Ханна, будто бы и не говорила мне ничего такого всего десять секунд назад.
Она отстраняется и возвращается к кофеварке. Не дожидаясь моего согласия, достаёт две кружки, а затем наполняет их терпким горьким напитком, после чего всё своё внимание уделяет исключительно приготовлению позднего завтрака, оставляя меня в относительном одиночестве. В какой-то мере я рада, что она больше не лезет с новыми расспросами, вот только… как заткнуть ещё и собственное подсознание?
А никак.
Нужно отвлечься!
Первую половину дня я посвящаю поиску вакансии, которая хотя бы отдалённо мне подходит. Получается довольно длинный список, так что завтра, когда настанет понедельник, мне будет из чего выбрать. После того, как просторы виртуальной биржи труда мною досконально изучены, я вспоминаю о том, что было бы неплохо подготовиться к занятиям и трачу ещё несколько часов на самостоятельную учебную деятельность. И пусть я твёрдо решила, что возьму академический. Это не повод отлынивать.
Ханна всё это время спит, так что никто не мешает мне страдать от собственной глупости и дальше. В итоге — минус полторы пачки сигарет за вечер воскресенья. И гаджет Закери до сих пор вне зоны действия сети.
Да и к чёрту его!
Мысленно послав не только хозяина закрытого клуба, но заодно и всех представителей мужского пола, я засыпаю, сидя в кресле. Удивительно, но так и не просыпаюсь ни разу до самого утра.
Говорят, первый рабочий день недели — особенно тяжёлый. Так и со мной. Потратив девять часов на обход заведений из составленного списка вакансий, я обречённо понимаю, что работу в Лондоне мне не найти.
Любую!
“- Извините, но вы нам не подходите.
— Почему?
— У вас ноги слишком длинные, а у нас подсобные помещения с низкими сводами. Нам ни к чему травмы на рабочем месте” — самый идиотский из всех возможных отказов, которые я только слышу.
Он же — последний на сегодня.
Градус разочарования во всей вселенной и так постепенно сменялся навязчивыми мыслями о том, что что-то здесь определённо не так, однако после того, как мой рост в пять с небольшим футов становится причиной “несоответствия технике безопасности” какой-то прачечной… Закери Райт действительно весь Лондон в известность поставил, что меня нельзя брать на работу?!
“Абонент временно недоступен…” — слышу то же самое уже в двенадцатый раз за прошедшие сутки, набирая его номер.
Как же бесит!
Циферки на экране моего смартфона только-только обозначают шесть вечера, а лимит моего терпения исчерпан окончательно и бесповоротно. Уже не думая больше ни о чём, кроме как об одном вредном создании, очевидно, решившем испортить мне жизнь по всем статьям, я направляюсь в то место, посещение которого и создало все мои текущие проблемы.
Двери центрального входа в клуб закрыты, а на улице подозрительно пусто, но меня это не останавливает. Обхожу здание, завернув в злосчастный переулок справа, и спускаюсь к служебному входу. Код доступа в четыре нуля позволяет с лёгкостью открыть тяжелую дверь, и в скором времени я без каких-либо препятствий спускаюсь с балюстрады. В центральном зале заведения царит полнейшая пустота. И ни одной души. Поначалу. Но, как только я преодолеваю последнюю ступень лестницы, как тишину нарушает звук взведённого затвора, а моего затылка касается холод металла.
— Советую не шевелиться, — тихим властным тоном командует незнакомый голос.
У меня внутри всё моментально холодеет. И даже факт того, что из-за Закери Райта я остаюсь безработной без возможности это исправить, — больше не кажется таким уж и значимым обстоятельством. К тому же, подленькое подсознание навязчиво подсовывает напоминание о том, что хозяин закрытого клуба мне однажды уже говорил о незаконном проникновении на частную территорию.
Определённо, сегодня не мой день!
— Вы меня неправильно поняли, я только хотела… — договорить так и не удаётся.
— Я тебе что сказал? — перебивает мужчина позади меня, усилив нажим приставленного к моей голове оружия. — Стой смирно, если жизнь дорога. А разговаривать ты уже не со мной будешь, — звучит откровенным обещанием.
И столько предвкушения в этом слышится…
— Я…
— Заткнись!
Поскольку судьба и так ко мне совершенно не благосклонна, то решаю не испытывать терпение незнакомца. По прошествию минуты меня довольно грубо подталкивают к середине зала и усаживают на стул. Руки приходится завести назад, за спинку, а запястья туго стягивают пластиковыми стяжками.
Как настоящей преступнице, ей-богу!
И только потом прицел огнестрельного больше не смотрит в мою сторону. Правда, оружие мужчина так и не убирает. Видимо, это чтоб я не надумала импровизировать. Проходит ещё минут пять, а помимо одного недружелюбного стражника появляется ещё несколько охранников. Теперь на меня ужасающе хладнокровно взирает уже не одна, а целых четыре пары глаз. Выражение лиц у всех будто каменное — не прочитать и намёка на истинные эмоции. Да и сами они по виду больше напоминают непробиваемые скалы, чем живых людей. Все, как один, конечно же, молчат. Мне же остаётся только молиться о том, чтоб их работодатель соизволил снизойти до моей персоны до того момента, как меня заберут представители правопорядка… это, если, конечно, они их вызвали вообще, а не собираются “расправиться со мной” своими методами.
А Райта, к слову, всё нет и нет…
Если верить циферблату на часах одного из тех, кто находится рядом, таким образом проходит целых три с половиной часа. Закери всё ещё нет. Но затянувшееся ожидание нарушает появление пятого сотрудника службы безопасности клуба. Явно только с улицы заходит — на отливающей медью шевелюре и чёрной куртке-аляске заметны тающие хлопья снега. Мужчина застывает, стоя у ограждения балюстрады, с высоты которой взирает на своеобразное представление внизу, и окидывает тоскливо-обречённым взором поочерёдно то меня, то моё окружение.
— Шелдон, поди-ка сюда, — отмирает, наконец, поморщившись.
Судя по всему, обращается он к тому, кто меня “поймал”. Тот, в свою очередь, по-прежнему напоминает с виду невозмутимое изваяние вместо живого существа, хотя озвученное послушно исполняет. Не слышу, о чём между ними идёт речь, потому как тональность голоса очень тихая, однако прекрасно вижу…
Стоит рыжему что-то сообщить, как на лице собеседника мелькает выражение, которое я бы обозначила, как: “Ты спятил, что ли?”. Он подозрительно прищуривается и разворачивается в мою сторону, внимательно оглядывая меня с ног до головы, будто до этого не пялился и так несколько часов к ряду. Будто впервые видит. Последний из появившихся между тем продолжает ему что-то объяснять, а демонстративное неверие постепенно сменяется удивлением, после чего — тотальной мрачностью, смешанной с ощущением полнейшей безнадёжности этого мира.
