Проходит ещё пара секунд, и оружие в руках четверых охранников исчезает. Как и кабельные стяжки на моих запястьях. Следов от них практически не остаётся, разве что небольшие красные полоски, которые, уверена, совсем скоро тоже исчезнут, поэтому я выдыхаю с огромным облегчением, благодарно улыбнувшись моему спасителю. Мужчина, к слову, вежливо здоровается, как только спускается с лестницы и подходит ближе, а после приносит свои извинения за сложившиеся обстоятельства. Помимо этого, мне достаётся чашка горячего чая, и… дополнительные четырнадцать часов ожидания. Пусть называть за провинность меня уже никто вроде как не собирается, но за пределы клуба всё же не выпускают.
Чтоб их… всех!
Как итог, к тому времени, как Закери всё же появляется, я жутко зла и вообще люто ненавижу весь мир. Возможно, всё усугубляется тем, что на часах почти двенадцать дня, а я даже на минуту не могу сомкнуть глаз, хотя диван в кабинете начальства, где мне “великодушно разрешено” остаться, — вполне себе удобный. В последнем я убеждаюсь не один раз, пытаясь там уснуть, наплевав на все возможные и невозможные условности. Вот только никак не покидает ощущение того, что хозяин кабинета может войти в любую секунду.
За всё время ожидания меня навещало несколько человек: приносили сначала ужин, потом завтрак, иногда заходили просто поинтересоваться не нуждаюсь ли я в чём-нибудь. Но на этот раз двери открываются совсем бесшумно, а вот звук чужих шагов отзывается внутри моего замученного подсознания с такой тяжестью, будто и не по паркету, а лично по мне мужчина проходится. Непонятный приступ словно каждую мою косточку давит.
— Где ты был? — интересуюсь первым, что приходит на ум, поскольку первым заговаривать Закери точно не собирается.
Он молча проходит до своего стола и открывает бутылку арманьяка, сделав несколько глотков прямо из горла, пока я сверлю его недоумённым взором, устроившись в хозяйском кресле.
— В Ницце, — отзывается односложно Райт.
И снова пьёт.
— В Ницце… — повторяю за ним. — Понятно.
Закери тем временем продолжает уделять внимание исключительно спиртному, попутно ослабляя узел своего галстука, пока я продолжаю разглядывать мрачные черты лица, тронутые щетиной.
— А что? Потеряла?
Становится стыдно. Не столько за собственное поведение или слова, которые дают ему повод высказаться подобным образом, сколько за саму мысль о том, что… Да, он прав. Потеряла, если уж быть честной с самой собой. А разве я имею право вообще хотя бы думать в таком направлении? Вряд ли. Вот и промелькнувшая в лазурном взоре насмешка демонстрирует то же самое.
— Тебя не было двое суток, а ты сам говорил, что эту неделю нам придётся проводить некоторое время вместе, вот я и… — оправдываюсь настолько спешно, что и сама не сразу соображаю, что несу.
А несу я полнейший бред!
— Забудь, — меняю тему разговора, поднимаясь на ноги, и ищу взглядом собственную обувь, которую оставляю где-то в этом помещении несколько часов назад. — Теперь, когда ты здесь, меня выпустят, надеюсь… Пойду домой. Позвонишь, как понадоблюсь. Если понадоблюсь, — добавляю, больше не глядя на собеседника, и обхожу стол, продолжая искать злосчастные ботильоны.
Мужчина ловит меня за локоть ещё до того момента, как растерявший остатки здравомыслия разум посещает “гениальная” идея выбора иного направления.
— Так ты только поэтому сюда пришла? — прищуривается Райт, бесцеремонно придвигая меня к себе вплотную.
Настолько близко, что могу уловить его медленное глубокое дыхание.
— Не поэтому, — отзываюсь, попытавшись отстраниться, а то глубокая задумчивость, поселившаяся в его глазах, вынуждает чувствовать себя крайне неуютно. — Вчера я получила шестнадцать отказов. Меня даже уборщицей в прачечную не взяли, — вспоминаю об истинной причине своего визита. — И знаешь почему? — спрашиваю, но ответа не жду. — Я ростом не вышла! — замолкаю ненадолго, а через короткую паузу бросаю уже в открытом обвинении: — Не находишь это “немного странным” обстоятельством, а?
Задумчивость в лазурном взоре никуда не девается. Мужчина продолжает внимательно вглядываться в моё лицо, как и прежде. Я даже невольно начинаю сомневаться в том, слышал ли он меня вообще.
— Хм… — слетает с его уст спустя долгую минуту.
И всё?!
— То есть, вот так, да? — возмущаюсь уже вслух и по новой пытаюсь высвободиться от чужой хватки, что, конечно же, абсолютно безуспешно.
Приходиться менять тактику.
— Отпусти. Пожалуйста, — прошу тихонько.
Удивительно, но просьба исполнена без всяческого промедления. Закери не только отпускает мою руку, но и отходит от стола. Правда, если на мгновение я думаю, что на этом мы сможем распрощаться, то понимаю, насколько же жестоко ошибаюсь, как только мужчина подходит к дивану, подбирая с пола валяющуюся там пару моей забытой обуви, и зачем-то несёт её к дальней, не обременённой экранами стене.
— Софи, ты что, правда решила, будто бы я весь город предупредил о том, чтобы тебя не брали на работу? — интересуется, повернувшись ко мне спиной. — И как же, интересно, ты себе это представляешь?
Он нажимает на одну из деревянных панелей, и та беззвучно проваливается. Проходит всего-ничего, а я слышу тихий щелчок, после которого часть с виду цельной стены превращается в плавно отъезжающий механизм, позволяющий лицезреть за её пределами… спальню? Широкая двуспальная кровать, стоящая аккурат по центру комнаты, исполненной в спокойной бежевой гамме, иного и не предполагает. Помимо постели, мебели немного. Лишь пара кресел и невысокий стеклянный столик в углу. Ещё две обычные двери, ведущие дальше. Поскольку они закрыты, то что находится за ними — предполагать не берусь.
— Кстати, это единственное место, где нет видеонаблюдения, — отпускает нейтральным замечанием мужчина, перешагнув границу между кабинетом и потайной комнатой, после чего оставляет мои ботильоны на светлом ковролине и разворачивается ко мне. — Особое приглашение? — интересуется сухо. — На мой вопрос ты так и не ответила, — напоминает о былом.
А вот я не сразу вспоминаю…
— То есть, ты не причём? — уточняю, не спеша сдвинуться с места, и даже руки на груди складываю, демонстрируя свою непреклонность.
Про то, как я себе “это представляю”… Знала бы — не спрашивала!
— Если, правда, хочешь знать: кто действительно виноват в сложившейся ситуации, тогда спроси у тех, кто за тобой целыми днями таскается и не устаёт покупать для тебя отказы у любого, у кого только собираешься работать, — устало вздыхает Райт. — И это точно не я и не мои люди, Софи.
Не то чтоб я ему совсем не верю, или же наоборот, но…
— Точно не ты? — переспрашиваю, приблизившись, чтобы было удобнее рассмотреть его реакцию.
— Точно, — утвердительно кивает мужчина с выражением такой серьёзности, будто бы не просто отвечает — клятву даёт.
