Дизайнерское кашемировое пальто прямого кроя молочного оттенка, несмотря на форму, сидит на ней идеально. Да и сама дамочка выглядит, как и в первую нашу встречу, непоколебимо элегантно. Вот и улыбка на её губах веет грациозным очарованием. Правда, зелёные глаза заметно темнеют, в них появляется мрачность, когда она замечает недавно купленное мною в аптеке.
— Даже так, — злорадно констатирует рыжая.
Больше ничего не говорит. И я ей ответить не успеваю. Ровно, как и вообще предпринять что-либо. Лишь успеваю ощутить чьё-то близкое присутствие за моей спиной, прежде чем будто комар в шею кусает.
Мир перед глазами стремительно меркнет, и я банально отключаюсь…
Глава 24
Тьма планомерно отпускает сознание, и я могу открыть глаза, невольно поморщившись от тупой жгучей боли в затылке. Лёгкие наполняет винный запах. Помимо него в воздухе витает ещё что-то, с миндальным привкусом, но разобрать что за аромат никак не удаётся. Да я особо и не акцентирую на этом внимания. И без того, есть на что посмотреть.
Широкий зал закрытого клуба, окутанный полумраком, сегодня непривычно пуст. Вокруг царит просто убийственная тишина. Стеклянные полки в барной зоне все до одной разбиты. Осколки валяются повсюду. Мебель в приватных лаунжах перевёрнута и раскидана, будто кто-то крушил всё подряд.
А мне жутко холодно. И сыро.
— Какого…? — ворчу себе под нос, попытавшись приподняться.
Последнее получается откровенно плохо. И не только потому, что собственное тело плохо подчиняется, пребывая в странном онемении.
На подиуме, где когда-то выступала Ханна, установлена ванна.
Определённо самая неправильная ванна из всех, что только бывают!
Помимо того, что чугунная хреновина зачем-то наполнена розовым игристым вином почти до самых краёв, к плоскому дну неимоверным образом приспособлены трапы, а к ним — оковы. Как бы безумно то ни звучало, они-то меня и держат. Не удаётся ни руками, ни ногами толком пошевелить.
Да что вообще происходит?!
Как злая насмешка судьбы, в неведении я пребываю недолго…
Перестук каблуков разносится среди стен заведения подобно многогранному эхо. Проходит секунд десять, а следом появляется и Николь. В одной её руке открытая бутылка всё того же розового игристого напитка, что окружает меня, а в другой — лист бумаги. Текста не вижу, а вот рыжая рассматривает его, изучая с предельной концентрацией.
— Вот видишь, что ты натворила? — бросает с брезгливой ухмылкой, даже ни разу не взглянув мою сторону. — Да-да, это всё ты, Софи, — выплёвывает моё имя, как самый настоящий яд. — Ты во всём виновата.
Она приближается совсем неспешно. Усаживается на бортик ванны и проводит пальчиками сначала чугунной поверхности, затем погружает кончики ногтей в вылитое туда вино, а после и вовсе ведёт незримую линию вдоль замка моей куртки, постепенно приближаясь к моему горлу, в то время как я сама стараюсь дышать ровнее и не поддаваться одолевающей рассудок панике.
Да эта стерва — двинутая на всю голову!
И совсем нетрудно себе представить дальнейшее…
— Тебе удобно? — спрашивает до того ласковым тоном, что у меня внутри всё леденеет в считанное мгновение. — Это только поначалу немного непривычно, руки затекают из-за того, что сварка рассчитана на меньший рост, но потом привыкаешь, приспосабливаешься, — дополняет добродушно. — Знаешь сколько ночей я провела вот так же? — интересуется, но ответа явно не ждёт. — Сотни длинных ночей, Софи. Таких тёмных, что тебе и не снилось никогда… — протягивает уже шёпотом, склонившись ниже.
Я дёргаюсь, отворачиваясь и стараюсь максимально отодвинуться, когда она прижимается к моей щеке… в поцелуе. Но избавиться от контакта чужих губ не удаётся. Эта сумасшедшая отбрасывает бутылку в сторону и освободившейся рукой крепко прижимает к себе мою голову, одаривая ещё одним поцелуем.
Вот теперь мне действительно страшно…
— Ты такая красивая, Софи, — шепчет тихо Николь, так и не отстраняясь. — Когда я смотрю на тебя, понимаю, почему он тебя так любит. Я бы тоже могла тебя полюбить. Если бы он позволил, — вместе со словами она глубоко вдыхает, а на её губах расплывается манящая улыбка. — Но он не разрешает, — звучит почти исповедью. — А я ведь должна любить всё, что любит мой Хозяин, — резко отстраняется, внимательно вглядываясь в мои глаза, которое совершенно точно сейчас округлены от шока. — Это ты попросила его запретить мне, да?
Она, бл*дь, сейчас серьёзно?!
— Нет… — выдавливаю из себя почти беззвучно.
Ну, а вдруг поможет?!
— Хм… — хмурится рыжая, переводя внимание на бумагу, которую принесла с собой. — А это тогда что? — бросает в открытом обвинении, выставляя лист так, чтоб я могла видеть написанное.
Подробно изучить текст я не успеваю. Усваиваю лишь несколько строк, в которых содержится информация о начале бракоразводного процесса между Николь… Чейз и Закери Райтом, а также вероятность последующей передачи права опеки над Николь — Айзеку Чейзу, её старшему брату.
Дышать снова становится затруднительно. Вот только, несмотря на новое открытие, маленькая, а также, очевидно, очень подлая и мстительная часть меня, тихонько радуется замеченной дате трёхнедельной давности.
Закери собрался развестись с Николь ещё тогда!
Вот почему он был в Ницце!
Ох, чёрт…
Так вот из-за чего… всё это?
— Я ничего не знала, — проговариваю осторожно.
Надеюсь, мой голос звучит достаточно убедительно.
Ещё бы это помогло…
— Ты не можешь забрать моего Хозяина! — вскрикивает Николь, как ошпаренная отлетая от меня. — Ты, маленькая дрянь, не имеешь никакого права! — обвинительно тычет в меня пальцем, и лист бумаги вываливается из её рук, падая к ногам. — Вот как я буду жить без него, а? Ты даже не представляешь себе каково это, остаться совсем одной! Никому не нужной!
В последнем я могла бы с ней поспорить, но конечно же, молчу.
— Он больше не хочет быть моим Хозяином! — продолжает вопить рыжая. — А ведь почти согласился! — сама себе противоречит. — Нельзя забрать у меня того, кто помогал мне жить на протяжении всей моей жизни, а потом и самому отказаться от меня! — восклицает, и неожиданно всхлипывает, обхватив себя руками, а затем и вовсе оседает на пол. — Мне нельзя одной, нельзя… — причитает уже еле слышно, уставившись себе под ноги. — Я умру без них, понимаешь? — протягивает плаксиво. — Умру!
Без них?
Это она о ком?
О брате своём что ли?
— Айзек не бросит тебя. Он может о тебе позаботиться, — проговариваю нерешительно, вспомнив о том, что написано в документе. — Ты не будешь одна, Николь.
Пресвятое дерьмо…
