— Отступающим через Перуджу… Генерал Макк, в отличие от гражданина Буонапарте, точно не указывает нам места, где он разобьет неприятеля; он ограничивается тем, что заранее намечает путь его отступления.
— Отнюдь нет, — торжествующе ответил Макк, — я назову также и места, где разобью его.
— Так послушаем же, — сказал король; казалось, война могла доставить ему не меньше удовольствия, чем охота.
— Вместе с вашим величеством и двадцатью-двадцатью пятью тысячами солдат я выступаю из Сан Джермано.
— Так вы выступаете вместе со мною?
— Иду на Рим.
— Опять-таки со мною?
— Направлюсь по дорогам на Чепрано и Фрозиноне.
— Дороги скверные, генерал. Мне случалось на них спотыкаться.
— Неприятель оставляет Рим.
— Вы в этом уверены?
— Рим не относится к числу городов, которые можно оборонять.
— А когда противник оставит Рим, что вы делаете?
— Он отступает к Чивита Кастеллана, представляющей собою могучую крепость.
— Вот как? И там вы его, конечно, не беспокоите?
— Напротив, я атакую его и разбиваю.
— Прекрасно! А вдруг случится, что вы его не разобьете?
— Если мне выпадает честь сказать вашему величеству, что я разобью врага, это равносильно тому, что он уже разбит, — провозгласил Макк, приложив руку к сердцу и склоняясь перед королем.
— В таком случае все в порядке, — отвечал король.
— Имеются ли у вашего величества какие-либо замечания относительно изложенного мною плана?
— Решительно никаких, кроме одного, насчет которого мы должны прийти к соглашению.
— Какого, государь?
— В вашем плане предусматривается, что вы выступаете из Сан Джермано вместе со мною?
— Именно так, государь.
— Значит, я участвую в войне?
— Разумеется.
— Вы первый сообщаете мне об этом. А какой чин предлагаете вы мне в моей армии? Это не чересчур нескромный вопрос, не правда ли?
— Вы будете верховным главнокомандующим, государь, а я буду счастлив и горд выполнять распоряжения вашего величества.
— Верховный главнокомандующий… гм…
— Вы отказываетесь, ваше величество? А мне давали надежду…
— Кто давал?
— Ее величество королева.
— Ее величество королева бесконечно добра. Но ее величество королева всегда слишком высокого мнения обо мне, в данном же случае она забывает, что я человек не военный. Мне стать верховным главнокомандующим? — продолжал Фердинанд. — Ведь Сан Никандро не воспитывал меня как будущего Александра или Ганнибала. И я не учился в Бриенском училище, как гражданин Буонапарте! Я не читал Полибия! Равным образом не читал я и «Записки» Юлия Цезаря, а также труды шевалье Фолара, Монтекукколи, маршала Саксонского, как ваш брат принц Карл! Ведь я понятия не имею обо всех тех вещах, что нужно изучить, чтобы быть разбитым по всем правилам! Да я в жизни никем, кроме моих липариотов, не командовал.
— Потомку Генриха Четвертого и внуку Людовика Четырнадцатого все это известно без учения, ваше величество, — отвечал Макк.
— Эту чепуху, любезный генерал, рассказывайте какому-нибудь болвану, а не мне — я всего лишь дурачок.
— Что вы, ваше величество! — воскликнул Макк, смущенный тем, что монарх так откровенно высказывается о самом себе.
Макк подождал. Король почесывал у себя за ухом.
— И что же? — спросил генерал, видя, что король колеблется и нужно как-то взбодрить его.
Фердинанд наконец решился.
— Одним из главных качеств полководца является храбрость, не так ли?
— Несомненно.
— Значит, что касается вас — вы храбры?
— Государь!
— Вы уверены, что храбры, не правда ли?
— О!
— Ну, а я вот не уверен в себе.
Королева покраснела до ушей; Макк в изумлении смотрел на короля. Министры и советники, привыкшие к цинизму Фердинанда, улыбались; ничто исходящее от него их не удивляло — так хорошо знали они эту странную личность.
— Однако я, быть может, заблуждаюсь: вдруг я тоже храбр, сам того не подозревая? Поживем — увидим.
Затем он повернулся к советникам, министрам и военачальникам и спросил:
— Вы слышали, господа, план кампании, предложенный бароном?
Все утвердительно склонили головы.
— Ты одобряешь его, Ариола?
— Да, государь, — ответил военный министр.
— Ты тоже, Пиньятелли?
— Да, государь.
— А ты, Колли?
— Да, государь.
— А ты, Паризи?
— Да, государь.
Наконец король обратился к кардиналу, который все время находился в некотором отдалении.
— А вы, Руффо? — спросил он. Кардинал молчал.
На каждое одобрение Макк отвечал улыбкой. На этого церковника, не торопившегося одобрить его план, он посмотрел с недоумением.
— Может быть, кардинал подготовил другой план, лучше этого? — спросила королева.
— Нет, ваше величество, — не смущаясь, отвечал Руффо, — я ведь не знал, что война так близка, и никто не удостоил меня чести справиться о моем мнении.
— Если у вашего преосвященства имеются какие-либо замечания, я готов выслушать их, — насмешливо заметил Макк.
— Я не осмелился бы высказать свое мнение без позволения вашего превосходительства, — с изысканной вежливостью ответил кардинал, — но, поскольку ваше превосходительство приглашает меня…
— Ах, прошу вас, прошу, — засмеялся Макк.
— Если я правильно уразумел расчеты вашего превосходительства, — продолжал Руффо, — то цель плана, с которым вы соблаговолили познакомить нас…
— Посмотрим, какова же моя цель, — сказал Макк, решив, что и ему представляется случай над кем-то поиздеваться.
— Посмотрим, посмотрим, — подхватил Фердинанд, уверенный в торжестве кардинала по одной той причине, что королева ненавидит его.
Королева нетерпеливо топнула ногой; кардинал заметил это движение, однако не посчитался с ним; он знал, что Мария Каролина его недолюбливает, но не обращал на это внимания, а потому совершенно спокойно продолжал:
— Растягивая линию фронта, ваше превосходительство рассчитывает, благодаря значительному численному пере-v весу, обогнуть фронт французской армии, сжать его с обеих сторон, бросить войска на противника, вызвать в его рядах смятение и, поскольку путь отступления будет у нет закрыт Тосканой, уничтожить его или взять в плен.
