Я хотела остудить разгоряченное тело и привести в порядок разум, поэтому быстро согласилась на предложение Франца Бессмертника, как я думала прекрасно воспитанного молодого человека, прогуляться по аллейкам парка, который живописно раскинулся за стеклянной стеной бального зала. Я не особо прислушивалась к болтовне молодого чело века, который восторгался красотой ночного неба и свежестью и прохладой воздуха, но когда молодой человек стал что то говорить про прекрасный рельеф моей груди и желание ощутить нежность моей кожи, мне захотелось огреть этого придурка оглоблями и бежать. Поэтому когда он полез со слюнявыми поцелуями и горячими объятиями я, не долго думая, треснула его в самое важное для продолжения рода место мужчины и убежала.
Мы ушли довольно далеко, поэтому проходя возле раскидистых тисов в глубине парка, я увидела белый силуэт и прижавшуюся к нему фигурку в алом шелке. Их лица были скрыты тенью могучих тисов, но я почти не сомневалась – они целуются. Было так больно! Так больно! Боль жгла ядреным кипятком, она прожигала мою светлую душеньку насквозь.
Я вернулась в зал и, пытаясь заглушить ростки разума и рассудка, ре шила, что хочу убить это противное чешуекрылое. Я спряталась в темный закоулок и тихо сидя на скамеечке молча думала, как дальше жить.
А когда через 10 минут эти влюбленные голубки вернулись, я даже не за метила суровости взгляда Греся и расстроенных чувств Валери. Он по целовал ей ручку, что-то буркнул и пошел поговорить с каким то седовласым эльфом. Я же снова применила магию, рефлекторно клацнула пальцами правой руки и шнуровка на платье выскочки в алом шелке громко треснула и еще секунда и оно сползло с правой груди, обнажив красивый девичий сосок. Девушка, не ожидавшая такого, ведь это позор, так обнажиться при таком скоплении мужчин, мигом улетела красивым мотыльком из зала, заливаясь горькими слезами.
– Так тебе и надо! – злобно подумала я ничуть не раскаиваясь.
Гресь, который хотя и был занят беседой, почти все это чудо действие видел, сделался злой как черт и стал кого-то выискивать взглядом в зале. Я еще глубже залезла в темный закуток и уже собиралась убежать куда глаза глядят, когда внезапно дорогу мне перегородила появившаяся из воздуха фигура в белом.
– А телепортация, – устало подумала я.
– Нам нужно серьезно поговорить, – оскалился хищник и взяв меня под ру ку почти поволок к близлежащему выходу. Ступенька, ступенька, еще ступенька, дверь библиотеки и вот мы внутри.
– Противная, подлая, мерзкая девчонка! – сказал он свирепо смотря в мои невинные глаза. Я смотрела как желваки начинают ходить на его скулах, что говорило о крайней степени его расстройства и мне почему то становилось страшно интересно, что же будет дальше. Сейчас я сделаю то, что уже давно надо было сделать. И Гресь сильными уверенными руками положил меня на коленки, поднял мои тонкие, но пышные юбки из органзы и стал бить своей большой ладонью по моей козырной карте, как говорил мой одногруппник Коля Самсоненко, когда видел меня в джинсах в облипочку. Вы еще не поняли по чем?!Конечно же по святая святых женской сексуальности и эротики – по моей маленькой, пухленькой, аппетитной…
Я вопила:
– Ой не надо, ой не буду! Нет! Нет! – и заливалась слезами.
Так продолжалось минут десять. Когда мой мучитель устал, он усадил меня в кресло и стал допрашивать:
– Ну-с молодая леди и зачем вы это делали?
Я сразу же поняла, что отпираться некуда и что человек так тонко владеющий магией, конечно же, понял что за этими проделками-несчастьями с Валери стою я, поэтому завопила:
– Ненавижу эту крысу, ненавижу!
– Вообще-то она не крыса, а такая же бабочка как и ты! – резонно заметил королевич гневно сведя брови на переносице.
– Нет, крыса, бабочки не воруют сыр из чужой мышеловки, а она слопала уже полголовки, – громко, но сохраняя доводы разума, объясняла я.
– Ну дрянная девчонка, все ясно. Обычная женская ревность. Не можешь пережить, что среди наших эльфиек нашлась хоть одна, которая может по соперничать с тобой в красоте. Да и боишься, что кавалеры быстро все убегут на новую красивую глазурь. Я ведь заметил, что этот юный Франц
Бессмертник, который первую половину вечера уделял внимание только тебе, теперь не отходит от кузины. Какая же ты мелочная, Эль? Как тебе не стыдно?! – говорил он внимательно смотря мне в глаза.
– Зачем, зачем? Я все могу понять, вылитый пунш, подножку в танце, но зачем, зачем было так компрометировать бедную девушку идя на эту подлость с платьем?
Меня мигом захлестнули эмоции и я стала кричать:
– Что, расстроен, что красоту, которую ты готовил для себя увидели все муж чины зала и завтра же начнут грезить о ее бархате кожи и нежных устах
Да? Да? Ненавижу! – я стала заливаться слезами. – Ненавижу тебя, ля Ли лонгве, – прогундосила я через слезы.
– Что? Что ты сказала? – ошарашенно переспросил королевич.
– Я читала твой голубой, магический фолиант, читала, – почти что причитала я. И если бы была не так занята своими страданиями заметила бы мертвую бледность показавшуюся на лице Греся после этих слов.
Глубокая морщинка прорезала его чело, а горькая усмешка исказила уста:
– И что? – высокомерно и отчужденно спросил он.
– Ненавижу ее и ненавижу тебя. Моя бабочка, моя любовь, ты это уже говорил ей в лицо, а она знает как сладки твои губы и что забыть их почти невозможно? – чеканила я слова, почти выплевывая их ему в лицо.
Гресь несколько долгих секунд молчал, а потом стал громко счастливо смеяться. Я же стала биться в конвульсиях новых рыданий и шептать:
– Не могу, не могу, не могу так больше!
Внезапно я оказалась в больших крепких объятиях, нежные руки обручем обхватили мою тонкую талию, а горячие губы сушили дорожки слез на щеках.
– Солнышко, солнышко мое, Бабочка моя, шептал Гресь. Ты ревнуешь, ты ревнуешь. Ты меня ревнуешь! – почти закричал он, так что пламя свечей затанцевало в канделябрах.
А потом он стал нежно целовать меня, а я таяла, как небольшой горный водопад, замерзший с наступлением холодом и оживающий теплой вес ной.
– Любимый! – шептала я.
– Солнышко мое! – нежно шептал Гресь в мою заплаканную мордашку.
– Лапонька моя! – вторила я.
Он целовал меня, казалось целую вечность, шептал нежные вкусности влюбленного человека и в моей душе засветило зарево надежды, я таяла как эскимо, а из груди рвались слова и так, так хотелось их сказать.
Прошептать в этих сизых далях с хрустальной водой, прошептать этим наконец то теплым серебряным зеркалам:
– Я люблю тебя! – и услышать эти красивые слова в ответ.
Мне было хорошо, ведь меня обнимал и целовал любимый человек, но почти физически больно, потому что, слова которые я тысячи раз говорила ему в своих снах рвались наружу из моей души. Я так хотела сказать ему это… Но еще было не время. Он нежно убрал непокорную прядь выбившуюся из прически, поставил меня на ноги, я до этого удобно рас положилась у него на коленках, вытер остатки моих слезинок, поцеловал в чистый девичий лобик и сказал, что хочет закружить самую красивую девушку всех трех эльфийских королевств в вихре вальса.