– Во всем виноват Суррей! – сказал Эдвард, сидя рядом с Джейн в ее личном саду. – От него одни проблемы. Граф никак не может смириться с тем фактом, что мы, Сеймуры, теперь занимаем более высокое положение, чем он, и страшно ревнует.
– Скоро у него появится новая причина для этого, – отозвалась Джейн. – Я беременна.
– Джейн! Это превосходная новость! – Эдвард лучисто заулыбался. – Когда?
– В октябре, я думаю.
– Король Сеймур на троне – подумать только! Суррей и его приятели позеленеют от зависти. Ни одному из Говардов нечего противопоставить этому. Ах, как мне не терпится увидеть его лицо, когда он узнает.
– Будьте терпеливы. Об этом объявят через некоторое время.
И вообще никакой уверенности не было в этом деле с наследниками.
– Тогда я никому не скажу. Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо?
– Отлично. Королевские врачи уверяют меня, что все идет как положено.
Доктор Баттс и доктор Чеймберс задали ей множество вопросов, после чего удалились, мудро покачивая головами.
– Хорошо! Я буду молиться о благополучном исходе. На свои мольбы я тоже получил ответ. Нан ждет ребенка и должна родить примерно в одно время с тобой. Вы можете поддерживать друг друга!
Джейн тепло и с искренней радостью поздравила его. Но если Эдвард предполагал, что она собирается вступить с Нан в доверительные отношения двух будущих мам и предаваться с ней милым беседам, то сильно ошибался. Они стали бы ссориться по поводу каждой мелочи, относящейся к процессу вынашивания и взращивания ребенка. Нан всегда нужно настоять на своем, и Джейн не собиралась мириться с этим.
Однако Эдварда заботило нечто более серьезное.
– Джейн, это соперничество с Сурреем. Оно не только из-за Нан. Я за реформы, а Говарды – убежденные католики и числят себя защитниками старой веры, к тому же стремятся главенствовать при дворе. Разумеется, они этого не добьются, но попыток не прекратят. Будь осторожна.
– На меня они не могут пожаловаться. Я тоже за старую веру.
– Ты из семьи Сеймур, сестрица. Одного этого достаточно.
Стояла теплая погода, но Генрих не мог наслаждаться ею. Проблема с ногой снова обострилась, теперь воспаление перекинулось на вторую голень. Он ходил, хромая, с бинтами под гольфами и очень жалел себя.
– В следующем месяце я собирался поехать на север, чтобы привести в благоговейный страх и трепет тех, кто посмел восставать против меня, – сказал он Джейн, когда они вместе наблюдали за партией в теннис: Суррей разносил сэра Томаса Уайетта. – Но буду честен с вами: из-за ног врачи посоветовали мне не ездить далеко в жару.
– Мне очень жаль вас, Генрих, – тихо проговорила она. – Сильно болит?
– Очень, – признался король.
Лучше не становилось. На следующий день король остался в своих покоях. Джейн сидела с ним и с тревогой смотрела, как врачи пробуют одно за другим разные лечебные средства и ставят припарки, которые Генрих изобрел сам. Процедуры он переносил плохо, даже покрикивал на врачей, когда ему становилось больно.
– Почему бы не попробовать травяные ванны? – предложила Джейн. – Говорят, они бывают очень эффективными.
Генрих прислушался к ее совету, но пользы это не принесло. Неспособность заниматься делами и боль подавляли его и делали раздражительным. Как король он не мог допустить, чтобы его считали потерявшим хватку, и Джейн понимала, как тяготит его, мужчину, который всегда вел очень активную жизнь, эта беспомощность. К тому же Генрих был брезглив и находил свое состояние отвратительным и унижающим достоинство. Совсем отчаявшись, Джейн позвала королевского шута Уилла Сомерса, не без оснований полагая, что если кто-то и может поднять настроение ее супругу, то это он. Сомерс был добряком, ненавязчиво и постоянно присутствовал в жизни своего господина, и только ему было позволено откровенно говорить с королем. Иногда Джейн казалось, что шут – единственный настоящий друг Генриха. Все чего-то домогались от короля. Сомерс был не такой.
– Ну что, Гэл, как ты? – войдя, бодро сказал шут, одетый в потрепанную коричневую накидку; в руках он вертел свой жезл – палку, обвешанную бубенчиками. – Какая-нибудь старуха поколотила тебя, а? Или это был трусливый француз?
Джейн не сдержала улыбки.
– Убирайся! – прорычал Генрих.
– Но мне здесь нравится! – возразил шут, садясь на корточки у камина, чтобы погреть руки. – Да ладно тебе, Гэл! То, что можно поправить, нужно сносить стойко. И королева тут у тебя такая миленькая. Что же ты не улыбнешься ей? У нее много забот, пока ты здесь валяешься. Все эти суетливые придворные и этот ее вечно унылый братец. Малоприятная компания, когда привыкнешь к такому красавцу, который к тому же сидит на троне. Как там его зовут? А то люди начинают забывать…
– Ну ладно, ладно, – сдался Генрих. – Ты добился своего, дурак. Но валяться тут, как ты выразился, с двумя больными ногами и правда паршиво, когда за окном так ярко светит солнце.
– Могло быть и хуже, Гэл. Представь, что у тебя три больные ноги или четыре.
Джейн не прерывала их, подавляя улыбку. Может быть, Уиллу удастся ободрить короля, применив свою обычную магию. Но сегодня ему придется нелегко.
На следующий день Джейн сидела и шила в покоях Генриха, когда вошел вестник и объявил о прибытии французского купца.
– О нет! – простонал король. – Не сейчас. Но я же сам согласился принять его и, полагаю, должен сделать это.
– Ты можешь купить мне накидку! – крикнул Уилл.
Генрих дал ему затрещину, шут ускакал и спрятался за креслом.
Купец вошел, раболепно раскланялся и выложил перед королем свои товары. Генрих обвел мрачным взглядом скроенные по последней моде бархатные береты, кружевные оборки, узорчатую кайму, вышитые перчатки и другие изысканные и роскошные парижские новинки.
– Я слишком стар, чтобы носить такое, – буркнул он.
– Но это очень красиво, – сказала Джейн, примеряя пару перчаток.
– Ну ладно, отложите их. – Генрих посмотрел на другие вещи. – Хм. Вот этот воротник хорош. Я возьму его. И вот эту шляпу. И еще меха и рулон вот того полотна.
Купец поклонился и сложил выбранные товары отдельно от других, после чего сказал:
– У меня есть кое-что особенное для вашей милости. – Он положил перед Генрихом полированное серебряное зеркало, украшенное ангелочками.
– И это тоже, – распорядился Генрих.
Джейн подозревала, что ему становится лучше. Он никогда не упускал случая украсить себя и обожал, когда все мужчины при дворе бросались копировать его нововведения в одежде. Не прошло и трех дней, как король был снова на ногах, его дурное настроение улетучилось.
– Надеюсь, вы в добром здравии, дорогая, – сказал он, когда Джейн пришла его проведать.
