Теплые струи лились по моему телу, смывая радость и горе последних дней. Я неистово терла кожу намыленной мочалкой, чтобы забыть о его прикосновениях и о собственном ощущении полета. Счастье не для меня…
Укутавшись полотенцем, вышла из душевой. Переодевшись в белую шелковую сорочку, с маленькой ручной вышивной красной розочки на груди, упала на кровать. Небо хмурилось и грозилось разразиться дождем. Самое время забыться исцеляющим сном.
Отчего-то я больше не ждала появления Федора. Было твердое ощущение, что мой бархатный отпуск подошел к концу. Все же встала и закрыла все окна, помня инцидент со змеей.
«Пусть за окном бушует буря, а я предпочитаю спать…» – вышли из меня стихи.
Я закрыла глаза и провалилась в черные объятья пустоты…
Кто-то стучал по моей соломенной двери. Я открыла глаза, с трудом осознавая, где я и что происходит. Поднялась. Накинула халат и пошла открывать. На пороге стоял Лисо, протягивая мне корзину. Значит, уже утро следующего дня, сообразила я, потому что в его речи присутствовали слова, которые, как я заметила, он произносил только утром.
Молча забрала корзину, не утруждая себя больше приветствиями. Очень надеялась где-то в глубине души, что ливреец поймет: я не со зла, просто не в настроении, к нему моя хандра отношения не имеет. Все же открыла дверь и крикнула вслед удаляющемуся Лисо:
– Спасибо!
В самом деле, сочтет еще, что я обиделась на него, и закует себя снова в кандалы. Чего только не рождается в голове улыбчивого ливрейца.
Прошла и поставила корзину на кровать, раздумывая, завтракать ли сегодня. Решила посмотреть, что мне приготовили в ресторане.
Открыла. Стандартно – в термосе кофе, на тарелке – ароматные теплые булочки с джемом. Небольшой нежный букетик белых и голубых роз, перевязанный белой шелковой лентой. И большой конверт. Вскрыла.
«Дорогая Ева. Спасибо за уделенное мне время. В твоих услугах я больше не нуждаюсь. Здесь деньги за весь период, указанный в договоре и билеты на ближайший самолет. Вечером Тарин отвезет тебя в аэропорт. Вылет в 20.00. Федор».
Руки медленно опустились вместе с коротким лаконичным до жути письмом. Меня внутренне затрясло от рвавшихся наружу рыданий. Больше терпеть не было сил. Я плакала навзрыд, не стесняясь. Не думая о том, что меня могут услышать или увидеть. На острове не было никого. Никого, способного меня осудить, пожалеть или помочь. Не было такого человека и во всем мире…
Федор… Бородач… Гид… ЗигЗак…
Конец…
Он высылал меня отсюда, не пожелав даже поговорить. Наигрался и стремился выгнать, избавиться как можно быстрее, чтобы не мозолила глаза, чтобы не натыкаться на меня каждое утро. Не было больше обязанности варить кофе и следить за чистотой его вещей. Дуся больше во мне не нуждалась…
Соломенная дверь приоткрылась, и в бунгало, в ответ на мои мысли вошла гордой походкой рысь. Не обращая внимания на мое разбитое состояние, улеглась у ног, недовольно прорычав. Я поставила на ее тело свои стопы, ощущая мягкость и теплоту животного. Она любила меня, неподдельно. И вряд ли могла устать от нашего общения. Мне будет ее не хватать. Я опустилась на пол и прижалась к Дусе, стараясь обнять. Рысь довольно и громко замурлыкала. Все-таки рыси совсем не похожи на кошек, по крайней мере, эта конкретная особь.
Я плакала молча, почти до самого вечера, не открывая дверь, когда Лисо приносил обед и полдник. Мне казалось, что я делюсь своими обидами и мыслями с Дусей, а она терпеливо предоставляет свою мягкую шерстку для меня в качестве плакательной жилетки. Потом быстро упаковав вещи в чемодан, вышла из бунгало по первому стуку. Это был Тарин.
Едва мотнув ему головой, каким-то неопределенным жестом показала, что готова убраться отсюда восвояси, несолоно хлебавши или как оно там.
Впрочем, решила выйти к океану, чтобы попрощаться. Волны по-прежнему спокойно догоняли друг друга на берегу. Вряд ли я вернусь сюда когда-нибудь. Скорее, захочу позабыть навсегда. И океан, и теплый, ласковый песок, и ласковое осеннее солнце, и жаркие объятия Федора, от которых невыносимо болело и ныло в груди. Дуся, прости, тебя тоже придется забыть. Все из-за него…
Ливреец доставил меня до аэропорта достаточно быстро. Земным транспортом, а не крылатым кукурузником, вот-вот готовым разбиться. Значит, пути отступления были всегда. А Федор с самого начала просто не хотел меня отпускать. Элементарное физическое влечение. Ну, что я, в самом деле. Просто, как дважды два и старо, как мир.
Предательские слезы все равно катились по щекам. Влюбленность моя казалась мне невыносимой тягой, болезнью, способной лишить сна и покоя. Бесконечно глупой выдумкой мозга, подставой моего собственного организма. Я должна радоваться, что захвативший меня в плен изверг устал от меня и отпустил, наконец. А я страдаю, что мои мучения закончились. Парадоксально. Наверное, я отношусь к тому странному типу мазохисток, не представляющих своей жизни без истязаний. Ушел из моей жизни мучитель, значит, добью себя сама. Перепачкаюсь соплями и лягу на стол со свечкой в руке… Да что за брад, в самом деле, лезет мне в голову!
Я скоро буду дома, а там, как говорится, и стены помогут. Хотя что я буду делать у себя на родине? Как дальше жить? Без всего, что за пару недель стало мне дорого и близко…
Прочь из души! Прочь…
Твердо решила сразу же по приезду позвонить родителям. Только не буду им говорить, что приехала, а скажу, что отдыхаю весьма неплохо. Сама же переживу еще неделю в холодной квартире, где, как говорилось раньше, буду ждать помощи от стен.
Ева, Ева…
Опять вляпалась. Представила себя на картине «Опять двойка» из школьной программы. Стою, опустив голову, выслушиваю родительские причитания. И думаю наобещать виновато, что больше так поступать не буду, что четко усвоила урок судьбы и постараюсь держаться от мужчин подальше, обходить их стороной… ну, и что там еще положено обещать в таких случаях? Внутренний разговор с совестью прошел успешно. Договорилась, что она пока помолчит. Она же промолчала, когда я взяла конверт с деньгами. Нужно было разбросать их по бунгало. Именно так поступила бы красивая и гордая мультяшная героиня. А я проглотила обиду и взяла. В конце концов, я их заработала! И мне они нужны, как моральная компенсация за причиненный ущерб личности потерпевшей Евы.
Я собиралась захандрить конкретно. Больше не пугала мысль, что меня на работе могут кем-то заменить. Пусть заменяют. Я привыкла. И к тому же сама уже вполне готова была их на кого-нибудь променять. Не я такая, а жестокий мир людей-менял, к правилам которого я всего лишь решила приспособиться.
Наконец, очутившись в родных стенах, почувствовала едва сдерживаемую тошноту. Доплелась до холодильника, вынув из вазочки печенье. Пожевала, проглотила. Обнаружила сливки с длительным сроком, вполне пригодные для кофе. Сварила и поставила на стол перед собой. Аромат должен был бодрить, но он только ранил. Как же я не подумала, что кофе – теперь не мой напиток…
