– Я сам виноват, – признавал он. – Не стоило так торопиться и требовать от него понимания в такой момент. Ему сейчас не до меня.
– Зато теперь он знает, и обязательно вас поймет, – прошептала Гвен, поглаживая его по плечу.
Она еще долго говорила всякие утешительные глупости и робко улыбалась. Глупости не помогали, а вот от улыбки становилось теплее. Каждый раз, когда ее строгость исчезала, сменяясь мягкой улыбкой, она буквально превращалась в юную особу, которую хотелось защитить от всех невзгод. Она казалась Маркусу почти родной. Они были чем-то похожи, и молчать с ней было куда проще, чем с Альберой.
– Спасибо, что выслушали меня, – сказал он, прощаясь. – Быть может, завтра я снова встречу вас перед утренней прогулкой и на этот раз выслушаю вас?
Гвен удивленно вскинула брови.
– Не делайте такое лицо, – с мягкой улыбкой попросил артефактолог. – Мы с вами похожи, а значит вам есть, что рассказать тому, кто никогда не выдаст ваших тайн.
– Не думаю, что это прилично…
– Прогулки не могут быть неприличными, – перебил ее Маркус. – И если вы боитесь, что это уронит меня в глазах Альберы – напрасно, я вряд ли смогу всерьез бороться за женщину, ради которой мой брат с другого конца континента принес символ несбыточной мечты. Но кто знает, быть может, я смогу быть другом не только ей, но и вам, или вы считаете дружбу между мужчиной и женщиной неприличной? – Спросив это, мужчина внимательно посмотрел в ее глаза, не пытаясь скрыть свой интерес.
– Я подумаю, – невпопад ответила Гвен, отводя смущенный взгляд и спеша удалиться.
Ей был интересен этот человек, но разум напоминал, что она маг и, в отличие от Альберы, она не сможет продлить чужую жизнь. Такой интерес ничем хорошим не заканчивается.
Маркус же об этом не думал. Жизнь научила его не делить окружающих на расы, не замечать их способности, а видеть только глаза и поступки. Гвенделин ему была понятнее Альберы. Он просто хотел изучить ее как новый артефакт, как диковинный предмет, как загадочную душу, спрятанную под маской строгих правил, и, быть может, не только разгадать.
С едва заметной улыбкой он вернулся в ту часть здания, где теперь располагались кандидаты. Там его поймал Тед.
– И где ты ходишь? – спросил он строго, став в позу. – Я тут собрался убедиться, что ты в порядке, а он гуляет.
– Это значит, что я в порядке, – невозмутимо ответил артефактолог.
– Ел что-нибудь? – тут же спросил Тед.
– Нет, а стоит?
– Да, пойду напрягу слуг, чтобы тебе организовали что-то полегче нашего завтрака.
Он тут же поймал за плечо молодого слугу и стал что-то объяснять, Маркус же спорить не стал и просто зашел в столовую, где уже собрались почти все кандидаты.
После вчерашнего приема настроение у всех было неважное, и привычных разговоров не было. Кто-то из парней изредка перебрасывался короткими фразами, произнесенными вполголоса, а Мил и вовсе втыкал вилку в кусок мяса и смотрел строго то на одного, то на другого.
– Ты чего? – спросил у него Бернард, когда ему показалось, что еще немного, и он эту вилку воткнет ему в бок.
– У напавшего на Альберу была метка, – прошипел Мил, – а значит это один из нас…
– Метку можно и подделать, – невозмутимо ответил Бернард.
Мил скривился, ничего не ответил и тут же воткнул вилку в свою еду.
– Перестаньте, молодой человек. Это моветон так вести себя за столом, – не выдержал Колин Маквей, буквально вздрагивающий каждый раз, когда вилка со скрежетом ударялась о тарелку. Художник просто не мог спокойно позавтракать в такой обстановке, особенно после бессонной ночи. Он до самого утра делал наброски, на которых два демона сражаются за прекрасную даму. Ему виделась экспрессивная картина, которую он был просто обязан нарисовать, но все эскизы казались недостаточно эмоциональными. Им не хватало того накала, тех чувств, которые он видел вчера, и понимая, что никакие языки пламени это не исправят, он делал новый набросок, пока не понял, что за окном рассвело.
Мил скривился, но все же извинился, понимая, что действительно ведет себя хуже притихшего Лира.
– Так, отставить это настроение! – объявил Вильям, зайдя в столовую. – Вы задание видели?
Задав вопрос, он помахал конвертом, который только что получил.
– Нет, а что там? – спросил Тед, довольно хмыкнув на порцию кашеобразного варева из тушеных овощей, которое принесли Маркусу.
– А там полное безумие, – сообщил Вильям, едва не смеясь. – Мы все вместе с Альберой вечером идем на пикник. Кажется, составитель этих заданий не в своем уме.
– Задания составлялись заранее, – напомнил Бернард, невольно нахмурившись. – Если я правильно понимаю суть обряда, с которого все начиналось, теперь уже нельзя изменить ни одно из них.
– Это плохо, – заключил Вильям, – но ничего, значит придется придумать, как мы будем развлекать Альберу, чтобы при этом не запугать ее еще больше. Думайте, что вы можете.
– Ой, смотрите! – внезапно подал голос Лир, глядя мимо Вильяма в сторону двери. Все тут же посмотрели в ту же сторону и затихли. В дверях стоял Гарпий. Под внимательными взглядами его рука сама потянулась к вороту серой холщовой рубашки, словно это он, а не волнение мешало свободно дышать.
– Привет, – сдавленно и почти испуганно сказал Лир, тут же невольно сглатывая подкативший ком ужаса.
Гарпий только посмотрел на него. Он все еще был охвачен чувством собственной свободы.
Когда цепи начали исчезать, он ощутил это раньше, чем смог увидеть.
Дышать внезапно стало легче. Крылья сами захотели расправиться. Короткий взгляд – и вместе с пониманием происходящего с плеч словно свалилось что-то чудовищно тяжелое.
Подобной легкости в теле он еще не испытывал, но вместе с ней пришла растерянность и чувство собственной ненужности, словно его не освободили, а отвергли. Пришел страх, но тут же исчез. Стоило поднять глаза и увидеть Альберу, как все снова переменилось. Ее чувства, ее боль, ее страхи, волнения, тревоги – они словно живые, осязаемые темные потоки крутились вокруг нее, пронизывая нежное тело магессы скользкими нитями отчаянья.
Захотелось от всего этого избавиться, сожрать, уничтожить, утянуть, а потом согреть ее, но стоило прикоснуться губами к ее губам, как все внутри взбунтовалось. Руки сами с силой прижали ее к себе, и никакое влияние на ее эмоции не могло помешать насладиться прикосновением ее пухлых розовых губ. Хотелось украсть ее, закинуть на плечо и унести далеко в какие-нибудь горы, где никто и никогда их не найдет.
С большим трудом оторвавшись от ее губ, он убедился, что магесса ничего не замечает, находясь в подобии транса. Вокруг нее уже не роились тревоги, и вся она буквально светилась изнутри его искренними настоящими чувствами, а его распирало гневом, желаниями, собственной свободой и странным чувством всесилия, словно он никогда не был рабом, а повелевал и этим миром, и демонами, и всем человеческим естеством.
