Долгие раздумья, сомнения и уговоры младшего брата все-таки убедили Лейна приехать. При этом у него был вид человека, делавшего одолжение своей семье, который заставил Артэма смеяться.
Стен же не обращал на это внимания, буквально перепоручив капризного юнца своему наставнику.
− Много у него спеси, − жаловался старый Рейнхард, − но ничего, мы его перевоспитаем.
Стен только улыбался, прекрасно зная, что Рейнхард может и научить, и осадить, если надо, и даже проучить, и ничего дурного в этом не видел, потому даже не думал вмешиваться и вслушиваться в жалобы сына.
В особо сложные дни Стен оставался в кабинете. Его дети уже не ждали его, а Артэм сам уходил домой и встречал Стена там, если тот все же появлялся, как правило в полном мраке.
В ту ночь он уснул в кабинете незаметно для самого себя.
Перед ним в ярком свете стоял тот самый черноглазый с его лицом, совсем молодой, улыбчивый, но странно бледный. Никогда прежде Стен не мог рассмотреть его так внимательно, как сейчас. Белая кожа темного казалась прозрачной и словно призрачный туман едва прикрывала черные жилы. Стен был уверен, что в прошлый раз он был явно сильнее, а теперь казался истощенным и болезненным.
Темный жестом позвал епископа к себе, и Стен шагнул, чувствуя себя его марионеткой.
− Кто ты? – прошептал он взволнованно.
− Ты знаешь, − беззвучно ответили тонкие губы.
− Как тебя зовут?
Бледная рука коснулась губ епископа.
«Ты знаешь», − эхом звучало в его голове.
А в сознании почему-то вновь всплывали странные обрывки воспоминаний, где он стоит на холме, видя перед собой белый город в зелени, и медленно разводит руки, словно открывается этому миру.
«Авелар!» − кричит ему испуганный взволнованный голос.
А он оборачивается и видит синие глаза Керхара, полные мольбы, но без малейшей жалости лишь закрывает веки и шепчет:
«Пора…»
А темный смотрел на него и смеялся, медленно коснулся своей груди и вдруг на глазах у Стена разорвал свою грудную клетку, словно кожа – только тряпица, а кости – жалкий песок. На его лице не отражалась боль. Он улыбался. Нет ни единой капли крови, и сердца в его груди нет, только огромный черный камень, идеальный шар, в котором потоки Тьмы исполняют свой танец.
Стен не успел даже испугаться, как темный протянул ему этот камень.
− Смотри, − прошептал он тихо. – Смотри внимательно, если хочешь увидеть Керхара…
Это имя заставило Стена буквально вцепиться в странный шар и смотреть в него, словно он мог открыть ему тайну всего мироздания, но ничего не происходило. По пальцам пробежали спазмы, голова начала кружиться, а к горлу подступил ком тошноты.
Он поднял глаза, но темного не было, а свет быстро исчезал, охваченный Тьмой со всех сторон. Она подкрадывалась к нему и, касаясь, вызывала в нем такой страшный холод, что он терял самого себя. Камень выскользнул из рук.
Свет разлетелся осколками, а звон мгновенно увяз в пелене темной массы. Все исчезло. Стен был готов поклясться, что его больше нет, что он сам эта Тьма, струящаяся в этих непроглядных потоках. Ему хотелось достичь того, кто сидел прямо перед ним. Раньше он его не видел, но теперь впереди на алтаре сидел мужчина, прислонившись к кресту. Капюшон не скрывал его лица, а мантия походила на лохмотья. Он был бледен и истощен так же, как тот темный, что встретил его в этом сне, но его темные глаза были завязаны бинтами. Стен почти достиг ее, но внезапно уперся в преграду. Странная стена из тусклого незримого света охраняла этого человека. Только теперь можно было различить сияние, исходившее от лица и дрожащих рук. Его губы что-то шептали, но различить слов было нельзя.
Возникла еще одна фигура. Он сразу ее узнал. Керхар медленно приближался к неизвестному, но только когда смог коснуться его бледной руки, заговорил:
− Это я, Медлар. Я вернулся.
Существо с завязанными глазами тут же дернулось, пришло в движение и буквально вцепилось в мантию Керхара. Он что-то говорил, вернее, отчаянно хрипел, неспособный внятно выражаться.
− Все хорошо, − прошептал Керхар.
А это существо буквально рвало на нем мантию и прорывалось к его груди, чтобы точно так же вскрыть ее и застыть.
Яркая пульсирующая искра осветила купол. И Тьма отступила, а Стен невидимой, бесформенной силой, напротив, устремился к свету и стал восторженно плясать вокруг этих двоих. Он не мог объяснить, чему рад, но что-то подсказывало, что нет ничего лучше этого света.
Керхар сорвал повязку с товарища, раскрывая две зияющие дыры, в которых явно не было ничего похожего на глаза человека, но тут же в пустых глазницах шевельнулась Тьма, и мгновенно распахнулись узкие огненные зрачки.
Медлар улыбался и словно оживал, буквально вдыхая свет.
− Пора, − прошептал Керхар и поднял руку ввысь.
Он был уже совершенно цел, словно никто его и не трогал, точно так же, как его товарищ казался полным сил.
Светлая звезда поднялась ввысь и, озарив все, взорвалась. Вновь заплясали вихри тьмы и света, а в тишине магии зазвучал хохот, столь дикий, что Стен вскочил, резко делая вдох и замирая в своем кресле у стола.
Перед ним стоял темный – молодой, полный сил и уверенности. Он держал в руках меч епископа и смеялся.
− Какой же ты дурень, − проговорил он, неспешно кладя меч на стол и тут же исчез, заставляя Стена провалиться в полное забытье.
Утром, открыв глаза, он стразу невольно застонал от сильной боли в груди, но через миг увидел меч на своем столе и в ужасе не смог уже дышать, а часом позже епископ был найден в своем кабинете без сознания. У этого горячего, сильного экзорциста было все же сердце человека, которое устало и отправило Стенета Аврелара на больничную койку.
Столица и орден испуганно затихли, боясь даже обсуждать инфаркт нового епископа. Сомнений не было: мужчина просто измотал себя.
− Ты уже не молод, − сказал ему Онгри. – Надо учитывать это.
Но Стен подозрительно смотрел сквозь него во время всех нотаций. Как ни странно, свое состояние его волновало мало. Он продолжал работать даже в постели, но одно его задание всем показалось странным:
− Мне нужна вся активность Тьмы в ту ночь.
− Зачем? – не понимал его помощник.
− Надо!
Ничего необычного среди происшествий не было. Он вновь перепроверил всё и только убедился, что не только в столице, но и вообще во всей стране эта ночь была тихой настолько, что ее можно было считать ненормальной.
− Тогда узнайте обо всех происшествиях этой ночью, − потребовал он, да так настойчиво, что врачи, наблюдавшие за этим, начали сомневаться в его вменяемости, но так как буквально через миг епископ становился привычно сдержанным и спокойным, всем пришлось смириться, что у Аврелара просто личный интерес. Особых происшествий не нашлось, но список мелких ему все же предоставили. И как только ему позволили встать, он сразу занялся их изучением.
