Всего этого Стен не мог сказать сыну, как и то, что было в письме, которое Ани оставила ему. Он просто старался не оставлять мальчика одного.
Лейн храбрился, старался быть сильным, и пока они готовились к переезду, натягивал улыбку, уходил от ответов, сидел часами на месте, глядя в окно, и вечерами просил рассказать о матери. Стен рассказывал, стараясь сохранить образ лучшей женщины на свете.
Последнее, о чем думал Стен, было новое назначение. Новый, крайне важный пост его не заботил, даже невзирая на то, что он не понаслышке знал о беспорядке в восточном экзархате. Все, что он сможет, он сделает, как только вступит в должность, а как именно – думать заранее Стен не видел смысла.
И вот, когда вещи были собраны и экипаж стоял у дома, Стен дождался, когда Лейн спустится вниз и, держа на руках Артэма, в последний раз осмотрел свое столичное жилье. С этими тремя комнатами в его жизни была связана целая эпоха. Здесь он поселился, приехав в столицу, недоумевая, зачем ему столько простора. Сюда он впервые привел Анне. Здесь ее впервые поцеловал. Именно здесь родился Лейн. Здесь он сделал первый шаг и сказал первое слово.
В этих комнатах Стен готовился к испытанию экзархата. Живя здесь, получил звание экзорциста, стал мужем и отцом, а заодно лжецом и, видимо, дураком.
Вся его жизнь здесь в его мыслях была связана с ней, но он больше не хотел ее ждать, не хотел знать, с кем спит его жена, и не хотел помнить, что она была жива.
Артэм несмело заплакал, даже скорее захныкал, словно поторапливая отца с прощанием, невольно напоминая о причинах всего происходящего. Все же именно Артэм убил для Стена Анне. Ведь Стенет мог простить ей любую измену, любое оскорбление, любой скандал. Он был готов принять любой ее поступок, понять любую ее блажь, но не это. «Надеюсь, это проклятое дитя умрет», − написала Анне, и это стало концом. Такое не прощают даже святые − и в это верил Стен, целуя маленького сына в лоб.
Закрыв дверь, он с удивительно легким сердцем отдал ключ смотрителю, радуясь улыбке Артэма и улыбаясь ему в ответ.
Глава 2
До Ксама путь был не близким.
Лейн просто смотрел в окно, не задавая вопросов, но Стен знал, что как только мальчик приободрится хоть самую малость, начнутся расспросы, и был готов к этому.
Артэм мирно спал как обычный младенец, словно его совсем ничего не тревожило. Стен тоже смотрел на мир вокруг, хорошо знакомый по пройденным за это время миссиям, но почему-то совершенно чужой. Он узнавал здесь каждый холмик, угадывал, куда идет дорога, но вместо печали чувствовал облегчение, надеясь поскорее покинуть знакомые земли. Все это тоже было частью его решимости.
Когда солнце застыло прямо над экипажем и жара начала донимать, а Артэм проголодался и Стен кормил его из бутылочки, оживился Лейн:
− Пап, а какой он, дедушкин дом?
Для Стена это был самый простой вопрос из всех, которые только мог придумать пытливый мальчишка. Он хорошо помнил это место, прожив там всю свою юность.
− Этот дом построил твой дед, и в крепости он не уступает столичным деревянным усадьбам. Он, конечно, невелик, но в нем целых пять комнат, большая печь и камин наверху. У самого дома сад со старыми яблонями и река. Да и воздух там совсем другой.
− А учиться я там буду?
− Конечно, будешь, в такой же школе при храме, правда она немного меньше и ребят там не так много, но она не хуже той, где ты учился прежде.
На этом поток вопросов Лейна не угас, а скорее стал еще активней. Мальчику было интересно знать, где вырос его отец и какая жизнь ждет его самого.
Стен охотно отвечал, рассказывал о родных местах, о своих юношеских приключениях, жизни в словно ином мире, ведь столица была совсем не похожа на маленький городок. Он рассказывал сыну о своих родителях, о наставниках, о своих шалостях, маленьких и больших достижениях. Он не боялся признавать, что бывал в чем-то неправ, рассказывая, как ему это стало уроком. Вроде как просто воспоминание, но в то же время поучительный рассказ.
За первым днем пути пришел второй, а там и третий. Истории сменяли друг друга, а когда появились знакомые виды, Стен мог спокойно вспоминать их, глядя в окно.
Он узнавал изгиб реки, вспоминал высокий дуб на холме и, глядя на все это, чувствовал себя свободным от прошлого, свободным от Анне, словно ее и не было вовсе.
Шагая по деревянному полу отцовского дома, Стен начинал новую жизнь. Половицы поскрипывали в привычных местах, он даже нарочно шагал так, чтобы слышать этот деревянный скрип, улыбался и смешил Лейна, с загадочным видом предсказывая, заскрипит или нет.
Этот дом был стар, но действительно крепок, и практически не нуждался в восстановлении. Пыль, чуть протекающая крыша, пару крыс в подвале, да сломанные ветром ставни – вот и все беды этого дома.
Все было как нельзя лучше.
Артэм быстро набирался сил. Лейн практически сразу нашел себе приятелей и стал своим среди учеников архангельского храма. Казалось, судьба и этот дом благословляли их на счастливую жизнь.
Вступая в должность, Стен уже ни о чем не беспокоился и, имея возможность сосредоточиться на работе, которая всегда вызывала в нем гордость, всерьез взялся за дело.
Он окружил себя молодыми, амбициозными инквизиторами и даже послушниками, не прошедшими еще инквизиторской инициации. Он не давал им постов, не обещал им золотых гор, а лишь направлял их пыл и их страсти, давая им разного рода поручения в стенах храма, одновременно обучая и отдавая им свой многолетний опыт.
Он потратил немало времени, чтобы разобраться в том, что происходило здесь многие годы, найти виновных и, помиловав их, сослать подальше от центрального храма. Он изучил множество лиц, состоящих в его командовании, не жалея на это времени, чтобы оставить тех, кто действительно на что-то годен.
Стен менял многое и не боялся этих перемен. Он стал больше времени уделять обучению. Даже сам читал некоторые лекции у послушников.
Ему едва хватало на все времени и сил, но о своих детях он тоже не забывал, интересуясь успехами Лейна. Мальчик быстро стал одним из лучших, стремясь во многом соответствовать положению отца. Стен сам старался заниматься с ним, видя интерес мальчишки к собственному опыту.
Маленький Артэм, между тем, подрастал, проводя много времени в храме среди монахинь, ухаживающих за брошенными детьми. Они были рады, что сын главы экзархата был тут, ведь так и сам глава уделял больше внимания приюту, понимая его нужды и проблемы.
Жизнь закрутила Стена, поглощая в своем бесконечном круговороте с головой. Дни. Месяцы. Годы. Он не замечал хода времени, не давая себе возможности расслабиться ни на минуту, не позволяя себе хоть на миг остаться без дела, ведь по ночам, когда в нем были силы видеть сны, ему снились рыже-алые локоны, знакомая улыбка, и накрывало дикое желание кого-нибудь убить, только бы исчезло это наваждение. Оттого он спешил как можно сильнее измотать себя за день, чтобы когда он закончится просто упасть на кровать и забыться до самого рассвета.
