— Но почему?! Во-первых, эти публикации расстраивают тебя. А во-вторых, это вредит твоему имиджу!
— Ничего страшного, я переживу как первое, так и второе.
— А как же близкие люди, они ведь тоже расстраиваются?!
Марек ненадолго задумался:
— Ты права, близких людей у меня не-много, и их жалко. А что до меня, все неважно, это совершенно не ранит, правда.
— Такое смирение меня просто поражает! — Когда я произнесла эти слова, щеки молодого человека вспыхнули ярким румянцем. И клянусь всем, чем угодно, то была краска стыда!
На несколько мгновений между нами повисла пауза. После чего я решительно за-явила:
— Так, Марек, мне это надоело! Я не первый день замечаю, что ты таишь от меня секреты. И мы так, между прочим, не договаривались! Между телохранителем и подопечным должна быть полная открытость! Только тогда возможно плодотворное сотрудничество и понимание! Так что рассказывай, немедленно, чего ты там стыдишься? И почему, по твоему мнению, сам заслужил эту травлю в прессе?!
Молодой человек молчал, только бледность на его лице резко сменила недавнюю краску стыда.
— Марек! — с нажимом снова произнесла я. — Что именно ты от меня скрываешь?! Расскажи, пожалуйста. Ты можешь всецело мне доверять. Ты же знаешь, что я способна понять и поддержать тебя в любой ситуации. — Мне показалось разумным немного сменить тон и заговорить не так резко. Но молодой человек все равно молчал.
На сей раз повисла еще более долгая пауза, во время которой я сначала ждала ответа, а после задумалась. И начала потихоньку сопоставлять факты и свои опасения.
— Нет, не может быть! Марек, только не говори, что ты виноват в этом убийстве. Нет, где-то я тебя понимаю и даже склонна оправдывать. Но я не верю! Ты не мог. Даже если учитывать весь твой гнев, всю твою ненависть к одному из убийц отца, мне все равно сложно поверить, что ты способен на нечто подобное!
— Но почему же к «одному из убийц»? Людвига я ненавижу не меньше Ядвиги, — наконец, пробормотал молодой человек, — а может быть, даже и больше! Ведь он родной, единокровный брат отца. Людвиг должен был любить отца, а он ему завидовал! Отец так старался, помогал, поддерживал и заботился. А им этого было мало, они хотели заполучить все! Ты представляешь, как низко нужно пасть, чтобы без раздумий, без сожалений и без колебаний переступить через родную кровь! И не ради мести или свершения справедливости! Ради наживы! Чтобы жить в комфорте да другими помыкать! Таких людей уничтожать нужно, аки зверей диких!
— Понимаю твое негодование и злость. Сейчас, когда твой мозг избавился от амнезии, воспоминания о гибели родителей свежи. Так, как будто это было совсем недавно.
— Да, ты полностью права, Женя! Ты всегда меня очень хорошо понимала, как никто другой.
— Ты мне льстишь. Потому что сейчас я тебя совершенно не понимаю. Ты не способен на жестокие действия, это видно невооруженным глазом. И тем не менее, похоже, считаешь себя виновным в смерти Ядвиги. И почти открыто заявляешь сейчас, что Людвиг тоже заслуживает похожей участи. И снова практически не отрицаешь своих намерений относительно его. Поэтому я должна спросить открытым текстом. Что ты сделал, Марек?
Некоторое время молодой человек пристыженно молчал.
— Да, ты права, — наконец выдал он, — я действительно предпринял некоторые шаги. Я очень хотел, чтобы Людвига и Ядвигу покарали. Как только я вернулся в Польшу, да нет, еще даже будучи в Лондоне, я просто места себе не находил. Понимаешь?! Я не мог есть, не мог спать! Мне по-стоянно снилась то смерть родителей, то их свежие могилы. То бледные лица, глядящие на меня с укором. И я понял, что мне не будет покоя, доколе не свершится возмездие! И я хотел тебе все рассказать сразу же, как только мы увиделись! Честное слово, я правда собирался! Но так и не решился.
— Почему?
— При мысли, что ты осудишь меня, рассердишься, отвернешься, сдвинув брови, или как-либо еще выразишь свое неодобрение, мне становилось плохо! Честно, плохо на физическом уровне. Кровь то отливала от головы, то словно вся бросалась в лицо. Срывался голос, и дрожали колени, и сбивалось дыхание, словно идешь в гору на холодном ветру, который одновременно бьет прямо в лицо.
— Но теперь, когда ты знаешь, что я не стану тебя осуждать, то все расскажешь? Подробно и, пожалуйста, без утайки.
— Это я виноват в смерти Ядвиги, — медленно, с расстановкой произнес Марек, — более того, жду, что Людвиг тоже умрет рано или поздно.
«Рано или поздно все умрут! — хотелось выкрикнуть мне. — Почему ты думаешь, что Людвиг — уже практически не жилец?!»
Но я сдержалась и промолчала.
В этот момент мысли мои скакали, как блохи. А все усилия ушли на то, чтобы удержать спокойное, невозмутимое выражение на лице.
Неужели Марек действительно причастен к убийству?! А я так плохо умею разбираться в людях?! Нет, не может быть! Сам он точно не мог убивать! Это попросту невозможно. Но предположить, что молодой человек — вот так с ходу, не имея никаких связей в этой сфере, — нанимает киллера для убийства ненавистных родственников, тоже невозможно. Это в голове не укладывается! И вообще что-то здесь не так!
— Ты разозлилась? — пролепетал молодой человек. — Понимаю, ты воин и защитник. Идея убийства из мести должна претить такой честной и справедливой натуре. Тем более что ты обычно расследуешь убийства. И борешься за то, чтобы преступник был пойман и осужден. А сейчас я тебя, получается, обманом заставил охранять жизнь преступника.
— Лучший способ защиты своего подопечного, — ровным голосом начала я, — это устранение всех, кто ему угрожает. Если такая необходимость существует, разумеется. И тебе известно лучше многих, что убивать мне доводилось не единожды. Но ты, наверное, понимаешь, что убийство из мести не может считаться превентивной мерой.
— Пожалуй, я не совсем верно выразился! То была не банальная месть. А настоящее возмездие!
— Объяснишь мне разницу?
— Конечно. Месть — это мелочное действие. Направленное на то, чтобы тешить собственное самолюбие. А возмездие — деяние глобальное и всегда справедливое.
— Понимаю, — согласно кивнула я, — но раз уж здесь у нас такой откровенный разговор, ты можешь объяснить мне, что именно сделал?!
— Для возмездия?
— Да, именно. Расскажи мне все без утайки, Марек.
— Когда я гостил у мистера Смита в Лондоне, то давал там несколько концертов и выступал в клубах.
— Да, Генри мне говорил, — кивнула я.
— Так вот однажды после выступления в клубе я отправился прогуляться. К тому времени мы с Генри закончили все дела, и можно было отправляться домой. Я ожидал только твоего возвращения. Но не подумай ничего такого, я был готов ждать сколько нужно, ведь у нас была договоренность. Я спокойно бродил улицами Лондона, любовался архитектурой. И сам не заметил даже, как оказался в том квартале.
