— Не сомневаюсь, — сухо сказал Эндикотт.
— Единственный, кто мог бы вам помочь, — это человек, сделавший снимок, — неторопливо и спокойно продолжал Фаррелл. — Насколько я понимаю, он мертв. Подозреваю, что именно из-за этого его и убили.
— Фотография, — сказал Эндикотт, — явно свидетельствует о том, что в определенное время Стилгрейв находился не в тюрьме, а в другом месте, и, следовательно, не имеет алиби в отношении убийства Стейна.
— Она станет уликой, — возразил Фаррелл, — только в том случае, если вы докажете, что это улика. Черт возьми, Эндикотт, я не собираюсь объяснять вам закон. Вы его знаете. Забудьте об этом снимке. Он ничего не доказывает. Ни одна газета не решится его напечатать. Ни один судья не примет его к рассмотрению, потому что ни один компетентный свидетель не сможет дать по его поводу никаких показаний. И если Марлоу утаивал эту улику, та в юридическом смысле он не утаивал никаких улик.
— Я не собирался преследовать Стилгрейва за убийство Стейна, — сухо проговорил Эндикотт. — Но меня слегка интересует, кто убил его самого. Как ни странно, управление полиции тоже этим интересуется. Надеюсь, наш интерес вас не оскорбляет.
— Меня ничто не оскорбляет, — заверил его Фаррелл. — Потому-то я и нахожусь здесь. Вы уверены, что Стилгрейв был убит?
Эндикотт молча уставился на него. Фаррелл непринужденно добавил:
— Насколько я понимаю, там было обнаружено два пистолета, и оба принадлежали Стилгрейву.
— Откуда у вас такие сведения? — резко спросил Эндикотт, подался вперед и нахмурился.
Фаррелл бросил сигарету в пепельницу и пожал плечами.
— Черт возьми, такие вещи становятся известными. Из одного пистолета убиты Квест и Стейн. Из другого — Стилгрейв. Притом с близкого расстояния.
Я признаю, что такие люди, как правило, не кончают с собой. И тем не менее, это могло случиться.
— Несомненно, — серьезно сказал Эндикотт. — Спасибо за предположение.
Оно ошибочно.
Фаррелл слегка улыбнулся и промолчал. Эндикотт медленно повернулся к Мэвис Уэлд.
— Мисс Уэлд, это учреждение — или, по крайней мере, его нынешний руководитель — не ищет рекламы за счет людей, для которых определенная реклама может оказаться роковой. Долг требует от меня только решения о том, следует ли привлекать кого-либо к суду за эти убийства. И, если улики дают к тому основания, выступать обвинителем. Долг не требует от меня портить вам карьеру за то, что вы имели несчастье или неосторожность сблизиться с человеком, который, хотя и не судился и даже не был обвинен ни в каком преступлении, когда-то, несомненно, был членом преступной группы. Сомневаюсь, что вы были вполне откровенны со мной относительно данной фотографии. Но возвращаться к этому мы больше не будем. Спрашивать вас, не вы ли убили Стилгрейва, нет смысла. Но я спрашиваю, есть ли у вас сведения, могущие навести правосудие на след возможного убийцы?
— Сведения, мисс Уэлд, — торопливо сказал Фаррелл, — а не просто подозрения.
Она взглянула Эндикотту прямо в лицо.
— Нет.
Эндикотт встал и поклонился.
— В таком случае, у меня все. Спасибо, что приехали.
Фаррелл и Мэвис Уэлд поднялись. Я не шевельнулся. Фаррелл спросил:
— Вы созовете пресс-конференцию?
— Пожалуй, я предоставлю это вам, мистер Фаррелл. Вы всегда мастерски управлялись с прессой.
Фаррелл кивнул и пошел к двери. Они вышли. Мисс Уэлд, выходя, не смотрела на меня, но что-то слегка коснулось моего затылка. Ее рукав.
Может, случайно?
Когда дверь закрылась, Эндикотт перевел взгляд на меня.
— Фаррелл представляет и вас? Я забыл спросить у него.
— Мне он не по карману, так что я беззащитен.
Эндикотт слегка улыбнулся.
— Я позволил им пустить в ход все их уловки, а потом, чтобы спасти свое достоинство, решил отыграться на вас, так-то ли?
— Помешать вам я не могу.
— Вы не особенно гордитесь образом своих действий, а, Марлоу?
— Я оплошал, взявшись за это дело. А потом уже не имел выбора.
— Вы не считаете, что кое-чем обязаны полицейским?
— Считал бы — если б они поступили, как вы.
Эндикотт длинными белыми пальцами провел по взъерошенным волосам.
— На это я бы мог дать много ответов, — сказал он. — Все они сводились бы к одному и тому же. Полиция защищает граждан. В этой стране еще не дожили до понимания этого. Мы смотрим на полицейского как на врага. Мы нация ненавистников полиции.
— Чтобы изменить это, потребуется многое, — произнес я. — С обеих сторон.
Прокурор подался вперед и нажал кнопку звонка.
— Да, — согласился он. — Многое. Но кто-то должен начать. Спасибо, что пришли.
Когда я выходил, в другую дверь с толстой папкой в руке вошла одна из секретарш.
Глава 33
После бритья и второго завтрака ощущение, будто во рту ночевал козел, слегка прошло. Я поднялся к себе в контору, отпер дверь, и в нос мне ударили затхлость и запах пыли. Открыв окно, я вдохнул аромат жареного кофе из соседней кофейни. Сел за стол, ощутив на нем кончиками пальцев соринки. Набил трубку, разжег ее, откинулся назад и огляделся вокруг.
— Привет, — сказал я, обращаясь к обстановке, к трем зеленым ящикам с картотекой, к стоящему напротив креслу для клиентов, старому коврику и светильнику под потолком, в котором, по крайней мере, полгода валялись три дохлых мотылька. Обращаясь к матовому стеклу, грязным деревянным вещицам, к набору ручек на столе, к усталому, усталому телефону. Обращаясь к панцирю на аллигаторе. Имя аллигатора — Марлоу, это частный детектив в нашем маленьком преуспевающем обществе. Не самый мозговитый парень на свете, зато дешевый. Начал дешевым, а кончил еще дешевле.
Я полез в тумбу стола и выставил бутылку «Старого лесничего». Там оставалась примерно треть содержимого. Кто преподнес ее тебе, приятель?
Это высший сорт. Ты такого не покупаешь. Должно быть, кто-то из клиентов.
Когда-то у меня была клиентка.
Так я стал думать об Орфамэй, и... может быть, мысли мои обладают какой-то таинственной силой: зазвонил телефон, и странный четкий голосок прозвучал в точности так же, как и при первом ее звонке.
— Звоню из той самой кабины, — сказала она. — Если вы один, я поднимусь.
— Угу.
— Вы, небось, злитесь на меня.
— Я не злюсь ни на кого. Просто устал.
— Злитесь, злитесь, — сдавленно произнес голосок. — Но я все равно поднимусь. Злы вы или нет, мне безразлично.
Она повесила трубку. Я откупорил и понюхал бутылку. Содрогнулся. Этим все было решено. Когда я не могу нюхать виски без содрогания, я не пью.
