Потом она отстранилась, я вылез из постели, а она пошла в ванную подкраситься. Я принес шампанское. Вернулась она с улыбкой.
— Извини за эту чепуху, — сказала она. — Через полгода я забуду, как тебя зовут. Отнеси это в гостиную. Я хочу на свет.
Я сделал, как она велела. Она опять села на диван. Я поставил перед ней шампанское. Она взглянула на бокал, но не притронулась.
— А я напомню, как меня зовут, — сказал я. — И мы вместе выпьем.
— Как сегодня?
— Как сегодня уже не будет никогда.
Она подняла бокал, медленно отпила глоток, повернулась и выплеснула остаток мне в лицо. Потом снова расплакалась. Я достал платок, вытер лицо себе и ей.
— Не знаю, зачем я это сделала, — произнесла она. — Только, ради бога, не говори, что я женщина, а женщины никогда ничего не знают.
Я налил ей еще бокал шампанского и рассмеялся. Она медленно выпила все до дна, повернулась спиной и упала мне на колени.
— Я устала, — сообщила она. — Теперь тебе придется меня нести.
Потом она заснула.
Утром, когда я встал и сварил кофе, она еще спала. Я принял душ, побрился, оделся. Тут она проснулась. Мы вместе позавтракали. Я вызвал такси и снес вниз по лестнице ее саквояж.
Мы попрощались. Я смотрел вслед такси, пока оно не скрылось. Поднялся по лестнице, вошел в спальню, разбросал всю постель и перестелил ее. На подушке лежал длинный черный волос. В желудке у меня лежал кусок свинца.
У французов есть про это поговорка. У этих сволочей на все есть поговорки, и они всегда правы.
Проститься — это немножко умереть.
Глава 51
Сьюэлл Эндикотт сказал, что будет работать допоздна, и что мне можно забежать около половины восьмого вечера.
У него был угловой кабинет. Синий ковер, резной письменный стол красного дерева, очень старый и, по-видимому, очень дорогой, обычные застекленные полки, на которых стояли юридические книги в горчичных обложках, обычные карикатуры Спая на знаменитых английских судей и большой портрет судьи Оливера Уэнделла Холмса, висевший в одиночестве на южной стене. Кресло Эндикотта было обито черной простеганной кожей. Возле стола стоял открытый секретер, набитый бумагами. В этом кабинете никакие декораторы не резвились. Он был без пиджака, выглядел утомленным, но у него вообще такое лицо. Курил свою безвкусную сигарету. Спущенный узел галстука был в пепле. Мягкие черные волосы растрепаны.
Я сел, и он молча, пристально посмотрел на меня. Потом произнес:
— Ну и упрямый же вы сукин сын. Неужели все еще копаетесь в этой дряни?
— Меня там кое-что беспокоит. Теперь уже можно признаться, что тогда ко мне в тюрьму вас прислал м-р Харлан Поттер?
Он кивнул. Я осторожно дотронулся пальцем до щеки. Все прошло, опухоль спала, но один удар, видимо, повредил нерв. Часть щеки онемела. Я не мог оставить ее в покое. Со временем это должно было пройти.
— И что для поездки в Отатоклан вас временно зачислили в прокуратуру?
— Да, но что об этом вспоминать, Марло? Для меня это были важные связи. Может быть, я слегка увлекся.
— Надеюсь, вы их сохранили. — Он покачал головой.
— Нет. С этим покончено. М-р Поттер ведет свои дела через юридические фирмы в Сан-Франциско, Нью-Йорке и Вашингтоне.
— Он, наверное, дико на меня злится — если вообще вспоминает.
Эндикотт улыбнулся.
— Как ни странно, он винит во всем своего зятя, д-ра Лоринга. Такой человек, как Харлан Поттер, должен на кого-то свалить вину. Сам-то он ведь не может ошибаться. Он решил, что если бы Лоринг не выписывал этой женщине опасных лекарств, ничего бы не случилось.
— Он не прав. Вы видели труп Терри Леннокса в Отатоклане?
— Да, видел. В комнатке позади столярной мастерской. У них там морга нет. Столяр и гроб сделал. Тело было холодное как лед. Я видел рану на виске. В том, что это именно он, сомнений не было.
— Я понимаю, м-р Эндикотт, с его внешностью… Но все-таки он был чуть-чуть подгримирован, верно?
— Лицо и руки в темном гриме, волосы выкрашены в черный цвет. Но шрамы все равно были видны. И, конечно, отпечатки пальцев сличили с теми, что остались у него на вещах дома.
— Что у них там за полиция?
— Примитивная. Шеф еле умеет читать и писать. Но про отпечатки пальцев понимал. Жарко там было, знаете. Очень жарко. — Он нахмурился, вынул изо рта сигарету и небрежно бросил в огромный сосуд черного базальта. — Им пришлось взять из гостиницы лед, — добавил он. — Массу льда. — Он снова взглянул на меня. — Там не бальзамируют. Все делается в спешке.
— Вы знаете испанский, м-р Эндикотт?
— Всего несколько слов. Администратор гостиницы мне переводил. — Он улыбнулся. — Этакий щеголь, на вид бандит, но был очень вежлив и расторопен. Все прошло очень быстро.
— Я получил от Терри письмо. Наверно, м-р Поттер об этом знает. Я сказал его дочери, м-с Лоринг. Показал письмо ей. Туда был вложен портрет Мэдисона.
— Что?
— Купюра в пять тысяч долларов. — Он вскинул брови.
— Вот как. Ну что ж, он мог себе это позволить. Его жена, когда они поженились во второй раз, подарила ему добрых четверть миллиона. По-моему, он все равно собирался уехать в Мексику и поселиться там — вне зависимости от того, что произошло. Не знаю, что стало с этими деньгами. Меня в курс не вводили.
— Вот письмо, м-р Эндикотт, если вам интересно.
Я вынул письмо и протянул ему. Он прочел его внимательно, как принято у юристов. Положил его на стол, откинулся в кресле и уставился в пустоту.
— Слегка литературно, вам не кажется? — спокойно произнес он. — Интересно, почему он все-таки это сделал?
— Что — покончил с собой, написал мне письмо или признался?
— Признался и покончил с собой, конечно, — резко бросил Эндикотт. — С письмом все понятно. По крайней мере, вы вознаграждены за все, что сделали для него тогда и потом.
— Не дает мне покоя этот почтовый ящик, — сказал я. — То место, где он пишет, что на улице у него под окном стоит почтовый ящик и что официант должен поднять письмо и показать Терри, прежде чем его туда опустить.
У Эндикотта в глазах что-то угасло.
— Почему? — равнодушно осведомился он. Достал из квадратной коробки очередную сигарету с фильтром. Я протянул ему через стол зажигалку.
— В таком захолустье, как Отатоклан, не бывает почтовых ящиков, — сказал я.
— Дальше.
— Сперва-то я не сообразил. Потом разузнал про это местечко. Это просто деревня. Население тысяч десять-двенадцать. Заасфальтирована одна улица, и то не до конца. Служебная машина мэра — «форд» модели «А». Почта в одном помещении с мясной лавкой. Одна гостиница, пара ресторанчиков, хороших дорог нет, аэродром маленький. Кругом в горах огромные охотничьи угодья. Поэтому и построили аэропорт. Единственный способ туда добраться.
