— Что ж, интересно, — сказал Грейсон. — Также дела проворачиваются очень тонко. Их следы иногда попадаются и в моей работе. Скажем, ничем не обеспеченные, давно просроченные ссуды. Или кто-то, явно не растяпа, вдруг невыгодно для себя помещает капитал. Или не подает в суд за невыплаченный долг, чтобы не привлекать внимания инспекторов. Да мало ли как можно словчить.
Я посмотрел на миссис Грейсон. Ее руки ни на секунду не останавливались. Она уже заштопала не менее дюжины носков. На твердых, костистых ногах мистера Грейсона носки, видно, так и горели.
— А что случилось с Талли? Обвинение, видимо, сфабриковали?
— Никакого сомнения. Его жена очень переживала. Она сказала, что он сидел в баре с полицейским, и тот подсыпал ему в стакан какую-то отраву. Да и полицейская машина уже ждала на противоположной стороне улицы. Его взяли, как только он отъехал. В участке же практически не провели никакого обследования.
— Брать на веру объяснения Талли не стоит. Что еще он мог сказать жене после ареста? Все говорят что-то в этом роде.
— Противно думать, что полицейские бесчестны, — сказал Грейсон. — Но такие фокусы им не впервой. Все про это знают.
— Если они допустили промашку, когда расследовали смерть вашей дочери, то Талли представлял для них явную опасность. Выведи он их на чистую воду, кое-кто слетел бы с работы. Но если бы они решили, что он намерен просто шантажировать доктора, то не суетились бы так. Кстати, где он сейчас? Мне надо выяснить, были ли у него веские улики или он только предполагал, что они существуют.
— Мы не знаем, где он, — сказал Грейсон. — Ему дали шесть месяцев, но срок уже давно вышел.
— А его жена?
Он посмотрел на миссис Грейсон, и та коротко сказала:
— Бей-Сити, Уэстмор-стрит, дом 1618/2, Мы с Юстасом послали ей немного денег, когда она осталась на мели.
Я записал адрес и откинулся на спинку кресла.
— Сегодня утром кто-то застрелил Лавери в ванной, — сказал я.
Пухлые ручки миссис Грейсон замерли по краям корзинки. Грейсон, сидя со старой черной трубкой в руке, открыл рот. Потом тихонечко, словно на похоронах, откашлялся и очень медленно поднес ее к губам.
— Хорошо бы, — сказал он, вынув изо рта трубку и выпуская облачко бледного дыма, — если бы доктор был замешан в этом убийстве.
— Не исключено, что он и замешан, — сказал я. — Живут-то они по соседству. Полиция, правда, считает, что Лавери застрелила жена моего клиента. Когда ее найдут, улик для. обвинения у них будет предостаточно. Но если доктор имеет к убийству какое-то отношение, то причина тут одна — смерть вашей дочери. Поэтому я и пытаюсь разобраться в этом деле.
— Человек, совершивший одно убийство, легко пойдет и на другое, — сказал Грейсон таким тоном, будто долго размышлял над проблемой.
— Может быть, — сказал я. — А что все же послужило, по-вашему, причиной первого убийства?
— С Флоренс не было сладу, — сказал он грустно. — Она была необузданной, трудной. Сумасбродно сорила деньгами, слишком много и слишком громко говорила, все время заводила сомнительные знакомства, в общем, валяла дурака. Такие жены очень, опасны для людей типа доктора Альберта С. Олмора. Но главная причина, мы считаем, не в этом. Правда, Летти?
Он посмотрел на жену, но та, не поднимая глаз, молча воткнула иглу в клубок шерсти, Грейсон вздохнул и продолжал:
— У нас есть основания полагать, что он завел интрижку со своей медсестрой, и Флоренс пригрозила устроить ему большой скандал. Шума он и испугался. Один скандал мог легко перерасти в другой.
— И каким же способом он ее убил? — спросил я.
— С помощью морфия, конечно. Морфий он всегда носил с собой и был большим докой в этом деле. А когда она после укола заснула, он перенес ее в гараж и включил мотор. Вскрытия они не производили. Но если бы и произвели, ничего бы не изменилось — ведь было известно, что он сделал ей на ночь укол.
Я кивнул, а он удовлетворенно откинулся в кресле и снова, проведя ладонью по макушке и по лицу, медленно опустил руку на острое колено. Казалось, он долго размышлял и над этой проблемой.
Я взглянул на супругов. Два пожилых человека сидят в тишине квартиры и спустя полтора года после событий отравляют свою душу ненавистью. Им бы чертовски хотелось, чтобы убийцей Лавери оказался доктор. Они были бы на седьмом небе. Это бы их очень утешило. Я немного помолчал и сказал:
— Вы верите во все это потому, что очень хотите верить. Ваша дочь с тем. же успехом могла самостоятельно покончить с жизнью, а полиция затеяла возню, чтобы, скажем, защитить игорное заведение Конди к оградить доктора от неприятных вопросов на дознании.
— Чепуха! — резко сказал Грейсон. — Он ее явно убил. Она ведь к тому времени крепко спала.
— Вы же точно не знаете. Она могла и сама баловаться наркотиками. Тогда эффект от укола не был бы особенно сильным. Предположим, она проснулась ночью, взглянула на себя в зеркало и увидела чертиков. Такое случается.
— Вы отняли у нас уже достаточно времени, — сказал Грейсон.
Я встал, поблагодарил их ж, сделав пару шагов к двери, спросил:
— После ареста Талли вы больше ничего не предпринимали?
— Обращались к Личу, помощнику окружного прокурора. Ничего не вышло. Он заявил, что у него нет оснований для пересмотра дела. Даже наркотиками не заинтересовался. Однако заведение Конди через месяц прикрыли. Вероятно, благодаря нашему визиту.
— Скорей всего, полицейские из Бей-Сити прикрыли его лишь для отвода глаз. Со всем своим прежним оборудованием оно работает в другом месте. Только вы не знаете — где.
Я снова направился к выходу. Грейсон встал с кресла и зашаркал за мной. Его желтое, лицо порозовело.
— Извините, если нагрубил, — сказал он. — Нам с Летти не мешало бы поменьше думать, о прошлом.
— Да нет, вы были со мной предельно терпеливы, — сказал я. — Кто-нибудь еще, кого мы тут не упоминали, замешан в этом деле?
Он покачал головой и взглянул на жену. Склонив голову набок, та неподвижно сидела с очередным носком, натянутым на деревянное яйцо. Казалось, она к чему-то прислушивается, но только не к нашему разговору.
— Мне рассказали, что вашу дочь укладывала в тот вечер медсестра из приемной Олмора. Это с ней у него была интрижка?
— Обождите-ка, — резко сказала миссис Грейсон. — Мы эту девушку ни разу не видели, но у нее какая-то симпатичная фамилия. Сейчас вспомню. Одну минутку.
Мы дали ей эту минутку.
— Нет, помню только имя… Милдред.
Я глубоко вздохнул и спросил:
— Может быть, Хэвиленд?
Миссис Грейсон радостно улыбнулась и кивнула:
— Ну, конечно, Милдред Хэвиленд. Разве ты не помнишь, Юстас?
