Коряво, нечетко, тускло — так пишет на улице человек, держа бумагу в руке.
«6Н-333. Калифорния 1947»
— Доволен?
Это был голос Флэка. По крайней мере, это слово вылетело из его рта. Я оторвал клочок с номером и бросил конверт ему.
— "Четыре Пэ триста двадцать семь", — сказал я, гладя ему в глаза. В них ничего не промелькнуло. Ни следа насмешки или скрытности. — Но откуда мне знать, что ты не записал этот номер не сегодня, а давным-давно?
— Придется поверить на слово.
— Опиши машину, — сказал я.
— "Кадиллак" с откидным верхом, не новый, верх был поднят, модель примерно сорок второго года. Цвет серовато-голубой.
— Опиши женщину.
— Не много ли ты хочешь за свои деньги, соглядатай?
— За деньги доктора Хэмблтона.
Флэк захлопал глазами.
— Ну ладно. Блондинка. Белое пальто с какой-то цветной строчкой.
Широкополая синяя соломенная шляпа. Темные очки. Рост около пяти футов двух дюймов. Сложена, как манекенщица.
— Узнал бы ты ее — без очков? — осторожно спросил я.
Он сделал вид, что задумался. Потом покачал головой.
— Еще раз номер машины, Флэк? — внезапно спросил я.
— Какой машины?
Я перегнулся через стол и стряхнул пепел сигареты на его пистолет. Еще раз поглядел ему в глаза. Но я знал, что он уже сломлен. Видимо, и он это знал. Взяв пистолет, он сдул с него пепел и сунул в ящик стола.
— Уходи. Убирайся, — процедил он. — Донесешь фараонам, что я обшарил жмурика? Ну и что? Может, меня турнут с работы. Может, посадят. Ну и что?
Когда выйду, заживу на славу. Малышу Флэку не придется мечтать о кофе с печеньем. Не воображай, что темные очки собьют малыша Флэка с толку. Я смотрел много фильмов и не мог не узнать эту красотку. Если хочешь знать, она еще долго продержится в кино. Она подает надежды, и кто знает, — он торжествующе усмехнулся, — может, вскоре ей потребуется телохранитель.
Человек, который бы крутился поблизости, все подмечал, оберегал ее от неприятностей. Знающий что к чему и разумно относящийся к деньгам... В чем дело?
Я подался вперед и, склонив голову набок, прислушивался.
— Кажется, звонит церковный колокол, — сказал я.
— Здесь поблизости нет церквей, — с презрением ответил Флэк. — Это звенит в твоем драгоценном мозгу.
— Только один колокол. Очень унылый звон. Кажется, его называют заупокойным.
Флэк тоже прислушался.
— Ничего не слышу, — резко сказал он.
— И не услышишь. Ты будешь единственным, кто не сможет его услышать.
Флэк молча уставился на меня противными маленькими, сощуренными глазками, его маленькие и такие же противные усики блестели. Одна рука бессмысленно подергивалась на столе.
Я оставил его наедине с его мыслями, очевидно, такими же мелкими, противными и трусливыми, как и он сам.
Глава 12
Нужный мне дом располагался на Дохени-драйв, в нескольких шагах вниз по склону от Стрипа. Собственно говоря, это были два дома, стоящие один за другим и соединенные мощным патио с фонтаном и аркой с надстройкой. В отделанном под мрамор вестибюле находились почтовые ящики и кнопки звонков. Над тремя из шестнадцати не было фамилий. Те, что я прочел, не интересовали меня. Предстояло еще слегка потрудиться. Я дернул парадную дверь, она оказалась не запертой, но дела мои на этом не закончились.
Снаружи стояли два «кадиллака», «линкольн-континенталь» и «паккард-клиппер». Цвет и номер «кадиллаков» были не те. На другой стороне улицы какой-то парень в бриджах, перебросив ноги через открытую дверцу, развалился в «лансии» с низкой посадкой. Он курил, глядя на бледные звезды, знающие, что от Голливуда нужно держаться подальше. Я по отлогому холму поднялся на бульвар, пройдя квартал на восток, вошел в душную, словно карцер, телефонную будку и набрал номер человека, прозванного Пеория Смит, потому что он заикается. Связь между делом Оррина и Пеорией — это одна из маленьких тайн, раскрывать которые мне недосуг.
— Мэвис Уэлд, — сказал я. — Телефонный номер. Это Марлоу.
— Яс-с-сно, — ответил он. — М-м-мэвис Уэлд? Тебе нужен ее т-телефон?
— Сколько с меня?
— Д-десять долларов.
— Считай, что я не звонил.
— П-постой! Давать телефоны малышек не положено. Для помощника реквизитора это большой риск.
Я молчал, вдыхая то, что выдохнул.
— И адрес дам, само собой, — прохныкал Пеория, забыв о том, что он заикается.
— Пять долларов, — сказал я. — Адрес у меня уже есть. И не торгуйся. Не думай, что ты единственный, кто за плату сообщает не внесенные в справочники телефонные номера...
— Ну подожди, — недовольно сказал он и пошел за хорошо известной мне маленькой красной записной книжкой. Заика-притворщик. Когда он волновался, заикание его как рукой снимало. Возвратясь, Пеория сообщил мне номер.
Конечно же, из Крествью. Если в Голливуде номер у тебя не из Крествью, ты никчемность.
Открыв дверь стеклянно-металлической камеры, чтобы не задохнуться, я снова завертел диск. После двух гудков ответил томный женский голос. Я тут же снова закрыл дверь.
— Да-а-а, — проворковал голос.
— Мисс Уэлд, пожалуйста.
— А кто звонит мисс Уэлд, можно узнать?
— Уайти просил меня срочно передать ей несколько снимков.
— Уайти? А кто он такой, амиго?
— Главный фотограф киностудии, — сказал я. — Неужели не знаете? Если вы скажете мне номер квартиры, я подойду. Тут всего несколько кварталов.
— Мисс Уэлд принимает ванну. — Моя собеседница засмеялась. Там, где находилась она, ее смех, очевидно, звучал серебряным колокольчиком. Там же, где находился я, — создавалось впечатление, будто кто-то двигал кастрюли. — Но вы непременно приносите фотографии. Я уверена, ей не терпится взглянуть на них. Номер квартиры четырнадцать.
— И вы будете там?
— Ну конечно. Само собой. Надо ли спрашивать?
Я повесил трубку и нетвердым шагом вышел на свежий воздух. Парень в бриджах все еще высовывал ноги из «лансии», но одного из «кадиллаков» уже не было, а на стоянке появились два «бьюика» с откидным верхом. Я позвонил в четырнадцатую квартиру и прошел через патио, где алая китайская жимолость освещалось маленьким прожектором. Еще один прожектор освещал большой декоративный пруд с множеством жирных золотых рыбок и неподвижные листы лилий; сами лилии плотно закрылись на ночь. У пруда стояла пара каменных скамеек, на газоне пустовали качели. Дом казался не особенно дорогим, хотя в том году все дома были дорогими. Квартира находилась на втором этаже, одна из двух дверей выходила на широкую лестничную площадку.
