Стоя в белом киоске, он подцеплял сосиски длинной вилкой. Дела у него шли неплохо даже в это время года. Пришлось подождать, чтобы он остался в одиночестве.
— Как называется дальнее судно? — спросил я у него, кивнув в ту сторону.
Продавец пристально посмотрел на меня в упор:
— «Монтесито».
— Можно там человеку с деньгами хорошо провести время?
— В каком смысле?
Я засмеялся презрительно, бесцеремонно.
— Горячие сосиски, — затянул продавец. — Отличные горячие сосиски. — Потом понизил голос: — Женщину нужно?
— Нет. Помещение с морским воздухом и хорошей едой, где никто не будет мне докучать, что-то вроде отпуска.
— Я не расслышал ни слова, — сказал он, отстранясь, и вновь затянул свой призыв.
Продавец обслужил еще несколько человек. Сам не знаю, зачем я сунулся к нему. Такое уж у него было лицо. Подошла юная парочка в шортах, купила сосиски и вразвалку удалилась, парень обнимал девушку, и они кормили сосисками друг друга.
Продавец высунулся, подался вперед и смерил меня взглядом.
— Мне сейчас полагалось бы насвистывать «Розы Пикардии»
, — сказал он и сделал паузу. — Это удовольствие будет стоить денег.
— Больших?
— Полста, не меньше. Разве что пригодитесь для чего-то.
— Когда-то это был хороший городок. Тихий.
— Небось думали, он и сейчас такой, — проворчал продавец. — А зачем меня спрашивать?
— Не представляю, — сказал я и бросил на прилавок долларовую бумажку. — Сунь в кассовый ящик. Или насвистывай «Розы Пикардии».
Продавец взял ее, свернул вдоль, потом поперек, затем перегнул еще раз. Положил на прилавок и щелчком среднего пальца пустил в меня. Свернутая купюра ударилась мне в грудь и беззвучно упала на землю. Я наклонился, поднял ее и быстро оглянулся. Но позади меня не было никого, похожего на ищейку.
Я оперся о прилавок и снова положил на него доллар.
— Люди не швыряют мне деньги, — сказал я, подражая голосу продавца. — Люди мне их дают. Вы не против?
Продавец взял доллар, развернул и отер о фартук. Нажал кнопку кассы и бросил в ящик.
— Говорят, деньги не пахнут, — сказал он. — Даже странно.
Я промолчал. Еще несколько человек купили сосиски и отошли. Вечер быстро становился прохладным.
— На «Королевскую корону» соваться не стоит, — сказал продавец. — Там одна шантрапа. Вы похожи на сыщика, но это уж ваше дело. Плавать, надеюсь, умеете.
Я ушел, недоумевая, зачем было подходить к нему. Действуй по наитию. Действуй по наитию и попадай впросак. Потом приходи в себя с полными штанами наития. Не заказывай чашки кофе без того, чтобы закрыть глаза и наугад ткнуть пальцем в меню. Действуй по наитию.
Я походил, пытаясь обнаружить за собой слежку. Потом стал искать ресторан, где не пахло бы горячим жиром, и нашел с красной неоновой вывеской и баром за камышовой шторой. Женоподобный красавчик с крашеными волосами склонялся над большим пианино, сладострастно касался клавишей и пел «Лестницу к звездам»
, промахиваясь мимо половины ступеней.
Я проглотил сухой мартини и поспешил в обеденный зал.
Обед за восемьдесят пять центов напоминал вкусом подметку, вид у официанта был такой, словно за четвертак он избил бы меня, за доллар перерезал бы мне горло и за полтора утопил бы труп в море, замуровав его в бочку с цементом, — за полтора доллара плюс налоговый сбор.
35
Путешествие за четвертак было долгим. Водное такси, старый, подкрашенный и на три четверти остекленный катер, проскользнуло между стоящими на якоре яхтами и обогнуло конец волнолома. Внезапно ударила волна, и катер заболтался, как пробка. Но ранним вечером ме́ста для страдающих морской болезнью было много. Все общество состояло из трех парочек, водителя и человека бандитского вида, сидящего с наклоном влево, потому что в правом кармане у него была черная кожаная кобура. Едва мы отошли от берега, парочки начали целоваться.
Я глядел на удаляющиеся огни Бэй-Сити и старался поменьше вспоминать о своем обеде. Рассеянные точки света слились и превратились в усеянный драгоценностями браслет, выставленный на витрине ночи. Вскоре яркость их поблекла, и они превратились в мягкий оранжевый отсвет, то и дело скрывающийся за гребнями зыби. Ровная, без барашков пены, зыбь нещадно раскачивала нас, и я радовался, что не запил обед тамошним виски. Такси скользило вверх и вниз с какой-то зловещей плавностью, словно танцующая кобра. Воздух был пронизан холодом, сырым холодом, который морякам не удается изгнать из суставов. Слева красные неоновые огни «Королевской короны» тускнели и затягивались скользящими черными тенями моря, потом снова ярко вспыхивали.
Мы прошли мимо нее на большом расстоянии. Издали она выглядела великолепно. Над водой неслись легкие звуки музыки, а музыка над водой не может не быть восхитительной.
«Королевская корона» стояла на своих четырех якорях твердо, как волнолом. Сходни ее были освещены, словно театральный подъезд. Потом свет поблек вдали, и из темноты стало вырисовываться другое судно, постарше и помельче. Разглядывать на нем было почти нечего. Перестроенный сухогруз с грязной, поржавевшей обшивкой, надстройки его были срезаны до уровня шлюпочной палубы, над ним высились две приземистые мачты не выше радиоантенн. На «Монтесито» тоже горел свет, и музыка плыла над черным морем. Парочки перестали целоваться, уставились на судно и захихикали.
Такси описало широкий круг и, накренясь настолько, чтобы перепугать пассажиров, мягко подошло к пеньковому кранцу вдоль борта. Мотор замолк и дал в тумане обратную вспышку. Луч установленного на судне прожектора неторопливо описал круг радиусом футов в пятьдесят.
Водитель такси пришвартовался, и темноглазый парень в синем кителе стюарда с блестящими пуговицами, весело улыбающийся гангстерским ртом, стал вытаскивать за руку девиц из катера. Я вылез последним. Небрежный, быстрый взгляд, которым он окинул меня, кое-что сказал мне о нем. Небрежный, быстрый толчок под мышку кое-что добавил.
— Нет, — мягко сказал темноглазый. — Нет.
Голос у него был спокойный, хриплый. Он кивнул водителю такси. Водитель накинул короткий швартов на кнехт, чуть повернул штурвал и встал позади меня.
— С пистолетами нельзя на борт, братишка. Извиняюсь и все такое прочее, — промурлыкал Синий Китель.
— Я могу сдать его. Это просто часть моей рабочей одежды. Мне нужно видеть Брюнета, по делу.
Темноглазого это, казалось, слегка развеселило.
— Никогда не слышал о таком, — улыбнулся он. — Не задерживайся, парень.
Водитель взял меня под правую руку.
— Мне нужно видеть Брюнета, — сказал я. Голос мой был слабым, неуверенным, как у старухи.
