— Давай не спорить, — сказал темноглазый. — Мы не в Бэй-Сити, даже не в Калифорнии и, по некоторым разумным соображениям, даже не в США. Проваливай.
— В катер, — проворчал за моей спиной водитель. — Я должен тебе четвертак. Пошли.
Я спустился в катер. Синий Китель безмолвно глядел на меня с вкрадчивой улыбкой. Я не сводил с нее глаз, пока не скрылись улыбка, лицо и осталась лишь темная фигура у причальных огней. Я смотрел, и у меня сосало под ложечкой.
Обратный путь показался длиннее. Я не заговаривал с водителем, и он не заговаривал со мной. Когда я сошел на пристань, он вернул мне четвертак.
— Как-нибудь в другой раз, — устало сказал он, — когда у нас будет попросторнее, чтобы ты поискал пятый угол.
С полдюжины ждущих посадки пассажиров слышали и уставились на меня. Я прошел мимо них, мимо двери маленького зала ожидания к пологой лестнице, ведущей к концу причала.
Крупный рыжеголовый оборванец в грязных тапочках, измазанных смолой брюках, рваной матросской рубахе и с черным мазком на щеке поднялся с перил и нечаянно толкнул меня.
Я остановился. Оборванец был слишком рослым. Повыше меня на три дюйма и потяжелее фунтов на тридцать. Но я ощущал потребность заехать кому-то в зубы, даже если эффекта от этого будет ноль, только костяшки разобью.
Свет был тусклым, главным образом у него за спиной.
— Что стряслось, дружище? — спросил он. — Не повезло на этом чертовом судне?
— Иди заштопай рубаху, — сказал я. — Живот просвечивает.
— Могло быть и хуже, — сказал оборванец. — Пистолет выпирает под легким костюмом.
— Чего суешься не в свое дело?
— Да просто так. Из любопытства. Не обижайся, друг.
— Тогда убирайся с дороги.
— Не беспокойся. Я здесь просто отдыхаю.
Он улыбнулся, невесело, устало. Голос у него был мягкий, негромкий, удивительно любезный для такого громилы. Мне вспомнился другой громила с мягким голосом, к которому я испытывал странную симпатию.
— Ты не с того начал, — грустно сказал оборванец. — Зови меня просто Рыжим.
— Отвали, Рыжий. Со мной твои номера не пройдут.
Он задумчиво осмотрелся. Отвел меня в угол. Мы оказались с глазу на глаз.
— Хочешь попасть на «Монти»? Можно устроить. Если ты при деньгах.
Люди в праздничной одежде, с праздничными лицами шли мимо нас и садились в такси. Я ждал, пока они не скроются.
— Сколько тебе?
— Пятьдесят монет. Если измажешь лодку кровью — еще десять.
Я попытался обойти его.
— Двадцать пять, — сказал Рыжий. — Пятнадцать, если как-нибудь потом вернешься с друзьями.
— У меня нет друзей, — ответил я и пошел прочь; остановить меня он не пытался.
Я свернул направо и пошел вдоль бетонной дорожки, по которой сновали маленькие электрические автопоезда, издавая гудки, неспособные испугать даже беременную женщину. У первого волнолома ярко освещенный зал бинго, уже переполненный людьми. Я вошел и встал у стены позади игроков, там стояло еще много людей, ждущих своей очереди сесть. Я видел, как на электрическом табло появлялись цифры, слышал, как крупье выкрикивали их, попытался определить штатных игроков заведения, не смог и повернулся к выходу. Рядом возникла пахнущая смолой большая голубая фигура.
— Денег нет — или жмешься? — произнес негромкий голос над моим ухом.
Я снова оглядел Рыжего. Таких глаз, как у него, я никогда не видел, разве что встречал в книгах. Фиолетовые, почти сиреневые глаза девушки, миловидной девушки. Кожа нежная, как шелк, красноватая, но не кирпичного цвета. Покрупнее, чем Хемингуэй, и намного моложе. Не такой гигант, как Лось Мэллой, но, видимо, очень подвижный. Волосы того рыжего оттенка, что отливает золотом. Однако если не брать во внимание глаз, лицо простое, фермерское, красивое, но не сценичное.
— Что за дело у тебя? — спросил он. — Частный сыск?
— Зачем тебе знать? — проворчал я.
— Мне так показалось. Двадцать пять дорого? Не получил на расходы?
— Нет.
Рыжий вздохнул:
— Все равно это пустая затея. Тебя разорвут там на куски.
— Догадываюсь. А что за дело у тебя?
— Доллар здесь, доллар там. Раньше я служил в полиции. Меня выперли.
— А мне зачем все это рассказываешь?
Рыжий удивился:
— Это правда.
— Должно быть, добивался там правды.
Он едва заметно улыбнулся.
— Знаешь человека по прозвищу Брюнет?
Все та же еле заметная улыбка. Одна за другой завершились три партии в бинго. Здесь работали быстро. Высокий крючконосый мужчина, со впалыми щеками, в измятом костюме, подошел к нам и прислонился к стене. В нашу сторону он не глядел. Рыжий наклонился к нему и спросил:
— Хочешь что-нибудь услышать от нас, приятель?
Тот усмехнулся и отошел. Рыжий улыбнулся и, снова прислонясь к стене, встряхнул всю постройку.
— Я встречал мужика, который с тобой справился бы, — сказал я ему.
— Побольше бы таких, — серьезно ответил он. — Рослому человеку жизнь обходится дорого. Вещи не рассчитаны на него. Нужно больше денег, чтобы прокормиться, чтобы одежда и кровать были по росту. Такие вот дела. Ты можешь подумать, что место здесь для разговора неподходящее, но это не так. Любого шпика я узнаю, а остальные следят только за своими номерами. У меня есть лодка с бесшумным мотором. То есть я могу ее взять. Там подальше есть причал без света. На «Монти» я знаю грузовой люк, который можно открыть. Иногда принимаю оттуда груз. Людей в трюме почти не бывает.
— На судне прожектор и дозорные, — сказал я.
— Ничего.
Я вынул бумажник, достал оттуда двадцатку и пятерку, сложил их вместе. Сиреневые глаза незаметно следили за мной.
— В один конец?
Я кивнул.
— Речь ведь шла о пятнадцати долларах.
— Цены повысились.
Испачканная смолой рука сгребла деньги. Не говоря ни слова, Рыжий направился к выходу и скрылся в густой тьме за дверью. Слева от меня возник крючконосый и негромко спросил:
— Я, кажется, знаю этого парня в матросской робе. Ваш друг? Вроде бы я уже где-то видел его.
Я отвалился от стены и, ничего не ответив, вышел на улицу и зашагал налево, не теряя из виду головы, движущейся от фонаря к фонарю в ста футах впереди. Через две минуты я юркнул в промежуток между двумя хибарками. Появился крючконосый, он шел, уставя глаза в землю. Когда он поравнялся со мной, я выступил на свет.
— Добрый вечер, — сказал я. — Хотите, угадаю ваш вес за четвертак?
