— Я очень привязана к ней. Правда. Я знаю, она грубая, резкая, но сердце у нее из чистого золота.
— Плевать я хотел на ее сердце. Мне на ней не жениться. Она старая жирная врунья. Надоела она мне. Конечно, ей плохо, но и я не «скорая помощь». Я хочу знать правду.
— О, я уверена, если бы вы только набрались терпения…
Тут я — неожиданно для себя — обнял девушку за плечи. Она отлетела фута на три. В глазах ужас.
Тяжело дыша, мы уставились друг на друга: я — с открытым ртом, что со мной, увы, случается; она — крепко сжав губы. Ее узкие бледные ноздри дрожали, а лицо побелело настолько, насколько позволяла плохая косметика.
— Скажите, — медленно проговорил я, — с вами, когда вы были еще совсем девочкой, что-то произошло?
Она кивнула — очень быстро.
— Вас испугал мужчина, да?
Опять кивнула. Маленькими белыми зубками прикусила нижнюю губу.
— И с тех пор вы такая?
Молчит, лицо серого цвета.
— Послушайте, я вам ничего плохого не сделаю. Уверяю вас.
Ее глаза увлажнились.
— Я прикоснулся к вам, как прикасаются к стулу или к двери. Я ничего такого не хотел. Понимаете?
— Да, — наконец выдавила она из себя. Глубоко в заплаканных глазах еще прятался страх. — Да.
— Так что насчет меня не беспокойтесь. Со мной все в порядке. Меня вам больше бояться нечего. Теперь возьмем Лесли. У него совсем другое на уме. Ведь он нормальный человек — в этом смысле? Верно?
— О да, — согласилась она. — Конечно. — Для нее Лесли — идеал. А для меня — пустое, место.
— Теперь возьмем старую бездонную бочку. Она грубая, она злая, она считает, что может грызть стены и плеваться кирпичами, она кричит на вас дурным голосом, но ведь в принципе она неплохо к вам относится, не так ли?
— О да, мистер Марло. Вот и я хотела сказать…
— Знаю. Так почему же вы никак не придете в себя? Он что, еще здесь — тот, кто вас обидел?
Она приложила руку ко рту и стала грызть большой палец.
— Он умер, — сказала она. — Выпал из… из… окна.
Подняв свою могучую правую руку, я остановил ее:
— А, тот самый. Слышал. Не можете забыть о нем?
— Нет, — ответила она, сосредоточенно покачав головой, — не могу. Никак не могу забыть обо всем этом. Миссис Мердок все время твердит, чтобы я забыла. Часами уговаривает. А я не могу.
— С ее стороны было бы, черт побери, умнее, — проворчал я, — если бы она часами об этом помалкивала. Зачем прошлое ворошить.
Она удивилась и даже немного обиделась:
— Это еще не все. Я была его секретаршей. Она — женой. Он был ее первым мужем. Естественно, она тоже не может забыть. Ведь такое не забывается, правда?
Я почесал ухо. Довольно уклончивое объяснение. По выражению ее лица было даже не совсем ясно, отдает ли она себе отчет в моем присутствии. Я был лишь голосом извне, чем-то безликим. Чуть ли не голоском, звучавшим в ее воображении.
И тут меня осенило:
— Скажите, есть кто-нибудь среди ваших знакомых, кого бы вы так же боялись? Больше, чем остальных?
Она огляделась. Я — тоже. Под стулом никого, из-за двери или из окна тоже вроде бы никто не поглядывает.
— Почему я, собственно, должна говорить вам? — выдохнула она.
— Я вас не заставляю. Как хотите.
— Обещаете не говорить никому, никому на свете, даже миссис Мердок?
— Ей — в последнюю очередь. Обещаю.
Мерл открыла рот. Изобразила на лице доверительную улыбочку, но тут что-то стряслось. Слова застряли у нее в горле. Она издала каркающий звук. У нее буквально стучали зубы.
Я хотел было как следует встряхнуть ее, но побоялся до нее дотрагиваться. Так мы и стояли. Ничего не происходило. Стояли и молчали. Безо всякого толку.
Затем она повернулась и побежала. Я слышал, как удаляются по коридору ее шаги. Хлопнула дверь.
Я пошел за ней. Рыдает у себя в кабинете. Я постоял, послушал, как она всхлипывает.
Ничем не могу ей помочь. Да и можно ли вообще ей помочь?
Я вернулся к стеклянной двери, постучался, приоткрыл ее и просунул голову внутрь. Миссис Мердок сидела в той же позе, в какой я ее оставил. Казалось, за это время она даже не пошевелилась.
— Кто запугивает эту девушку? — спросил я ее.
— Убирайтесь из моего дома, — процедила старуха, не разжимая толстых губ.
Я не сдвинулся с места. Тогда она хрипло рассмеялась:
— Мистер Марло, вы считаете себя умным человеком?
— Бывают и глупее.
— Вот и попробуйте сами выяснить.
— За ваш счет?
Она пожала тяжелыми плечами.
— Возможно. Посмотрим.
— Вы ничего не добились. Все равно мне придется говорить с полицией.
— Я ничего не добилась, но и ничего не платила. Только за возвращение монеты. Вы получили деньги, я — монету. Меня это вполне устраивает. А теперь уходите. Вы мне надоели. До смерти.
Я закрыл дверь и вернулся к комнате секретарши. Рыдания не слышно. Очень тихо. Я пошел дальше.
Вышел из дома. Остановился и стал слушать, как потрескивает, сгорая на солнце, трава. За домом завели машину, и по аллее, вдоль забора, проехал серый «меркьюри». За рулем сидел мистер Лесли Мердок собственной персоной. Увидел меня и затормозил.
Вышел из машины и быстрым шагом подошел ко мне. Прекрасно одет: кремовые габардиновые брюки, черно-белые туфли с начищенными черными носами, спортивный пиджак в очень четкую черно-белую клетку, черно-белый носовой платок, кремовая рубашка без галстука. На носу зеленые солнечные очки.
Подошел почти вплотную и тихим, заискивающим голосом сказал:
— Вы, вероятно, считаете меня ужасным подлецом?
— Из-за той истории про дублон, которую вы рассказали?
— Да.
— В моем отношении к вам эта история абсолютно ничего не изменила.
— Да, но…
— А вы ждали от меня другого ответа?
Мердок неуверенно пожал безукоризненно посаженными плечами. Идиотские темно-рыжие усики искрились на солнце.
— Понимаете, мне нравится, когда ко мне хорошо относятся.
— Простите, Мердок. А мне нравится, что вы так преданы своей жене. Если в этом дело.
— Так вы решили, что я сказал неправду? То есть говорил все это, чтобы ее выгородить?
— Не исключено.
— Ясно. — Он вставил сигарету в длинный черный мундштук, который лежал в нагрудном кармане под носовым платком. — Стало быть, вам я не нравлюсь, так надо понимать? — Видно было, как за зелеными стеклами очков, словно рыбки на дне глубокого водоема, неясно мелькнули светло-голубые глаза.
