Я кивнул:
— А такие ожерелья попадаются не каждый день.
Марриотт с мечтательным выражением лица провел пальцем по крышке рояля, словно прикосновение к гладкой поверхности доставляло ему наслаждение.
— Совершенно верно. Другого такого не найти. Ей ни в коем случае не стоило выезжать в этом ожерелье. Но она легкомысленная женщина. Другие вещи были тоже ценными, но ординарными.
— Угу. Сколько вы должны им выплатить?
— Восемь тысяч долларов. Это невероятно дешево. Однако если моя приятельница не сможет купить другого такого же, то и грабителям нелегко будет его сбыть. Оно, должно быть, известно ювелирам по всей стране.
— Эта ваша приятельница — у нее есть имя?
— Я предпочел бы пока не называть его.
— На чем вы условились?
Марриотт поглядел на меня своими светлыми глазами. Мне показалось, что он слегка испуган, но я знал его слишком мало. Может, дело было в похмелье. Рука, державшая темную сигарету, все время дрожала.
— Переговоры велись несколько дней по телефону, через меня. Все обговорено, кроме времени и места встречи. Состояться она должна сегодня ночью. Грабители сказали, что место будет выбрано неподалеку отсюда и я должен быть готов выехать немедленно. Видимо, чтобы нельзя было подготовить засаду. Я имею в виду полицию.
— Угу. Деньги помечены? Я полагаю, вы приготовили деньги, а не чек?
— Да, конечно. Двадцатидолларовые банкноты. А для чего их помечать?
— Чтобы потом в черном свете обнаружить метку. Причин никаких, кроме той, что полиции хотелось бы накрыть эту шайку. Меченые деньги могут вывести на какого-нибудь типа с уголовным прошлым.
Марриотт задумчиво нахмурился:
— Боюсь, я не представляю, что такое черный свет.
— Ультрафиолет. Специальные чернила мерцают от него в темноте. Я мог бы заняться этим.
— Боюсь, уже поздно, — лаконично ответил он.
— Да, и это одно из обстоятельств, которые беспокоят меня.
— Почему?
— Почему вы позвонили мне только сегодня? Почему выбрали именно меня? От кого вы обо мне слышали?
Марриотт засмеялся. Так мог бы смеяться мальчишка, не особенно юный.
— Что ж, должен признаться, я наобум выбрал вашу фамилию из телефонного справочника. Видите ли, я никого не собирался брать с собой. А сегодня подумал — почему бы и нет?
Я вынул помятую сигарету, закурил и уставился на него:
— Что же у вас за план?
Марриотт развел руками:
— Поехать, куда мне скажут, отдать деньги, получить ожерелье.
— Угу.
— Вам, кажется, очень нравится это выражение.
— Какое?
— Угу.
— Где буду находиться я — на заднем сиденье?
— Видимо, да. Автомобиль большой. Вы без труда сможете спрятаться сзади.
— Послушайте, — неторопливо произнес я. — Вы собираетесь ехать, спрятав меня на заднем сиденье, в то место, которое вам назовут по телефону. У вас будет восемь тысяч для выкупа ожерелья, стоящего в десять или двадцать раз дороже. Скорее всего, вы получите сверток, который вам не позволят раскрыть, — если вообще получите что-нибудь. Возможно также, что грабители просто возьмут деньги, пересчитают их где-нибудь в другом месте, а потом, если будут столь великодушны, отправят вам ожерелье по почте. Они вполне могут одурачить вас. И я, разумеется, никак не смогу им помешать. Это тертые парни. Бандиты. Они могут даже трахнуть вас по голове, не очень сильно, просто оглушить и скрыться.
— Честно говоря, я немного опасаюсь чего-то в этом роде, — спокойно сказал Марриотт, и в глазах его что-то промелькнуло. — Наверное, именно поэтому я и хочу, чтобы со мной был кто-нибудь.
— При ограблении они светили на вас фонариком?
Он покачал головой.
— Не важно. С тех пор у них был десяток возможностей рассмотреть вас. Может, они заранее разузнали о вас все. Грабители такие дела готовят заблаговременно — как дантист готовит зуб под коронку. Вы часто появляетесь с этой дамой?
— Ну… не так уж редко.
— Она замужем?
— Послушайте, — огрызнулся Марриотт, — может, не будем касаться этой дамы?
— Ладно, — ответил я. — Но чем больше я знаю, тем меньше совершу ошибок. Мне бы следовало отказаться от этой работы, Марриотт. Судите сами. Если эти люди намерены вести честную игру, я вам не понадоблюсь. Если нет — я ничего не смогу поделать.
— Мне нужно только ваше общество, — торопливо сказал он.
Я пожал плечами:
— Ладно — только я поведу машину и возьму деньги, а вы спрячетесь сзади. Мы почти одного роста. Если будут какие-то вопросы, мы просто-напросто скажем правду. Ничего от этого не потеряем.
Марриотт закусил губу:
— Нет.
— Я получаю сотню долларов ни за что. Если кому-то из нас достанется по башке, то пусть уж мне.
Марриотт нахмурился и покачал головой, однако после длительного раздумья лицо его прояснилось и на губах появилась улыбка.
— Согласен, — неторопливо произнес он. — Не думаю, чтобы это имело какое-то значение. Мы будем вместе. Хотите коньяка?
— Угу. И можете вручить мне мои сто долларов. Я люблю держать деньги в руках.
Марриотт направился к двери походкой танцора, верхняя часть его туловища почти не двигалась.
Не успел он отойти, как в маленькой нише на галерее зазвонил телефон. Однако это был не тот звонок, которого мы ждали. Разговор шел в слишком уж нежных тонах.
Вскоре Марриотт пританцевал обратно с бутылкой пятизвездного «Мартеля» и пятью хрустящими двадцатками. Вечер сразу же стал приятным — пока что.
9
В доме было очень тихо. Издали доносился шум не то прибоя, не то машин на шоссе, не то ветра в соснах. Конечно же, это далеко внизу плескался океан. Я сидел, прислушивался к его плеску и неторопливо, старательно размышлял.
В течение полутора часов телефон звонил четыре раза. Звонок, которого мы ждали, раздался в десять минут одиннадцатого. Марриотт говорил недолго, очень тихо, потом положил трубку и как-то робко поднялся. Лицо его вытянулось. Теперь на нем был уже темный костюм. Он молча вернулся в гостиную, налил себе коньяка, с какой-то жалкой улыбкой поглядел через него на свет, быстро взболтнул и вылил в горло.
— Ну, Марло, можно ехать. Готовы?
— Давно готов. Куда мы едем?
— Место называется Пуриссима-каньон.
— Впервые слышу.
— Сейчас принесу карту.
Марриотт принес карту, быстро развернул ее, склонился над ней, и свет замерцал в его белокурых волосах. Указал пальцем. Оказалось, это один из каньонов за бульваром, отходящим к городу от приморского шоссе севернее Бэй-Сити. Я очень смутно представлял, где это. Вроде бы в конце улицы Камино-де-ла-Коста.
