Резкий белый свет рефлектора падал на стол, где лежали вещи из карманов Линдсея Марриотта, как бы напоминая своей безжизненностью и сиротливостью об участи владельца. Напротив меня сидел лейтенант Рэнделл из центрального отдела расследования убийств Лос-Анджелеса — худощавый спокойный мужчина лет пятидесяти, с приглаженными седыми волосами, холодным взглядом и суховатыми манерами. На нем был темно-красный галстук в черную крапинку, и крапинки плясали у меня перед глазами. Позади него, развалясь, сидели двое здоровенных верзил, похожих на телохранителей: один глядел на одно мое ухо, другой — на другое.
Я повертел в руках сигарету, закурил, но вкус дыма мне не понравился. Тогда я стал смотреть, как она тлеет у меня между пальцами. Чувствовал я себя так, будто мне восемьдесят лет и я быстро сдаю.
— От повторений ваш рассказ кажется все нелепее, — холодно произнес Рэнделл. — Этот Марриотт, несомненно, вел переговоры о выкупе в течение нескольких дней, а потом за несколько часов до встречи звонит совершенно незнакомому человеку и берет с собой в качестве телохранителя.
— Телохранителя — не то слово, — сказал я. — Он даже не знал, что я вооружен. Просто за компанию.
— Где он слышал о вас?
— Сперва сказал, что от общего знакомого. Потом — что случайно наткнулся на мою фамилию в телефонном справочнике.
Рэнделл осторожно порылся среди вещей на столе и с таким видом, будто касался чего-то нечистого, вытащил белую карточку. Придвинул ее ко мне.
— У него была ваша визитная карточка.
Я поглядел на нее. Она лежала у Марриотта вместе с другими бумагами, которые я не потрудился просмотреть в Пуриссима-каньоне. Действительно, это была одна из моих карточек. К тому же она казалась слишком грязной для такого аккуратного человека, как Марриотт. В одном углу было какое-то круглое пятно.
— Да, — сказал я. — Я раздаю их при любой возможности. Естественно.
— Марриотт согласился, чтобы деньги находились у вас, — сказал Рэнделл. — Восемь тысяч долларов. Поразительная доверчивость.
Я затянулся сигаретой и выпустил дым к потолку. От света стало больно глазам. Заныл затылок.
— Восьми тысяч у меня нет, — сказал я. — К сожалению.
— Будь эти деньги у вас, вы сейчас находились бы далеко отсюда. Или как?
Теперь на лице Рэнделла была холодная усмешка, но она казалась наигранной.
— Ради восьми тысяч долларов я готов сделать многое, — сказал я. — Но если б я хотел убить человека дубинкой, то ударил бы его от силы два раза — по затылку.
Рэнделл легонько кивнул. Один из сыщиков за его спиной сплюнул в мусорную корзину.
— Это и странно. Похоже на дилетантскую работу, но грабители могли умышленно работать под дилетантов. Деньги принадлежали не Марриотту, так ведь?
— Не знаю. Мне показалось, что нет, но лишь показалось. Он не захотел сказать мне, что за женщина связана с этим делом.
— О Марриотте мы ничего не знаем — пока что, — неторопливо произнес Рэнделл. — Не исключено, что он сам хотел присвоить эти восемь тысяч.
— Как так?
Я не верил своим ушам. Вид у меня, наверное, был ошарашенный. На спокойном лице Рэнделла ничего не отразилось.
— Вы сосчитали деньги?
— Нет, конечно. Марриотт просто дал мне конверт с деньгами, и, похоже, немалыми. Сказал, что там восемь тысяч. Зачем ему было похищать их у меня, если они были у него в руках еще до встречи со мной?
Рэнделл глянул в потолок, уголки его губ опустились. Пожал плечами.
— Вернемся немного назад, — сказал он. — Марриотта с дамой кто-то ограбил, взял нефритовое ожерелье и еще кое-что, а потом предложил его выкупить, можно сказать, по дешевке, если это действительно ценная вещь. Вручать выкуп должен был Марриотт. Ехать на встречу он собирался один, и мы не знаем, настояла на этом другая сторона или этот вопрос не затрагивался. Обычно в таких делах грабители бывают очень предусмотрительны. Но потом Марриотт, очевидно, решил, что можно взять с собой вас. Оба вы понимали, что имеете дело с организованной бандой и что шутки с такими людьми плохи. Марриотт побаивался. Это вполне естественно. Ему захотелось поехать в компании с кем-то. Компанию составили вы. Но ведь вы для него совершенно незнакомый человек, всего лишь фамилия на карточке, взятой у неизвестного человека, которого он назвал общим знакомым. Однако Марриотт в последнюю минуту решает, что вы возьмете деньги и встретитесь с бандитами, а он будет отсиживаться в машине. Вы говорите, что это ваша идея, но, возможно, он надеялся, что вы ее предложите, и, если бы не предложили, подал бы ее сам.
— Сначала эта идея ему не понравилась, — сказал я.
Рэнделл снова пожал плечами:
— Сделал вид, что не понравилась, но сдался. Итак, наконец ему звонят, и вы отправляетесь к тому месту, которое он вам назвал. Все это исходит от Марриотта. Самому вам ничего не известно. Прибыв на место, вы никого не обнаруживаете. Нужно спуститься в лощину, но вам кажется, что большой машине там не протиснуться. Собственно говоря, так оно и есть, потому что слева она сильно поцарапана. Тогда вы идете в лощину пешком, никого и ничего не обнаруживаете, ждете несколько минут, потом возвращаетесь к машине, и кто-то оттуда бьет вас по затылку. Теперь предположим, что Марриотт хотел присвоить эти деньги, сделав из вас козла отпущения, — разве он действовал бы не именно так?
— Прекрасная версия, — сказал я. — Марриотт оглушил меня, взял деньги, потом раскаялся и, предварительно зарыв их где-то под кустом, раскроил себе череп.
Рэнделл посмотрел на меня безо всякого выражения.
— Разумеется, у него был сообщник. Он должен был оглушить вас обоих и скрыться с деньгами. Только этот сообщник перехитрил Марриотта и убил его. Убивать вас не было необходимости, потому что вы его не знали.
Я восторженно поглядел на Рэнделла и погасил окурок в деревянной пепельнице, у которой когда-то была стеклянная каемка.
— Эта версия соответствует фактам — по крайней мере, тем, что нам известны, — сказал Рэнделл. — Она не хуже любой другой версии, какую мы бы могли выдвинуть в настоящее время.
— Не соответствует только одному факту: ведь тот, кто ударил меня, сидел в машине. Значит, я должен был заподозрить Марриотта — и представить все в том же свете. Но он убит, и я не могу его подозревать.
— Соответствует вполне, — сказал Рэнделл. — Вы скрыли, что пистолет у вас при себе, но Марриотт мог разглядеть выпуклость у вас под мышкой или догадаться, что вы вооружены. В таком случае он решил бы оглушить вас, когда вы ничего не подозреваете. А вы не могли ждать нападения из машины.
— Ладно, — сказал я. — Ваша взяла. Это хорошая версия, если предположить, что деньги принадлежали не Марриотту, что он хотел их прикарманить и что у него был сообщник. Стало быть, план его заключался в том, что мы оба очнемся с шишками на голове, без денег, скажем «очень жаль», отправимся по домам и махнем на все рукой. И на этом конец? То есть Марриотт рассчитывал на такое окончание дела? И оно представлялось ему убедительным?
