— Ха, — выдохнул он, и газета снова закрыла его лицо.
Я пошел обратно, оставив его там. Мистер Лось Мэллой, судя по всему, находился в очень хороших руках. Подойдя к лестнице, я спустился вниз.
За чуть приоткрытой дверью послышался голос. Я подождал ответного голоса. Собеседника в комнате нет. Разговор по телефону. Я подошел поближе и прислушался. Голос негромкий. Ничего не разобрать. Но вот наконец щелкнула повешенная трубка. В комнате воцарилась тишина.
Самое время уходить, уносить ноги. Поэтому я распахнул дверь и неслышно вошел.
27
Кабинет, не большой и не маленький, обставленный с профессиональной аккуратностью. Книжный шкаф с толстыми томами за стеклянной дверцей. Аптечка на стене. Белый эмалированный стерилизатор со стеклом, в нем кипятились иглы и шприцы. На широком столе пресс-папье, бронзовый нож для бумаги, набор ручек, книга записи больных и больше почти ничего, кроме локтей человека, сидящего в задумчивости, прикрыв лицо руками.
Между расставленных желтых пальцев виднелись волосы цвета мокрого бурого песка, до того прилизанные, что казались нарисованными на черепе. Я сделал еще три шага, и мои ботинки, видимо, попали в поле его взгляда, устремленного мимо стола. Человек поднял голову и взглянул на меня. Бесцветные запавшие глаза на пергаментном лице. Отведя руки, он медленно откинулся назад и уставился на меня безо всякого выражения.
Потом развел руки в беспомощном, однако неодобрительном жесте, и правая потянулась к углу стола.
Я сделал еще два шага и показал ему дубинку. Однако его указательный и средний пальцы продолжали ползти к углу.
— Звонком, — сказал я, — вы ничего не добьетесь. Вашего бандюгу я уложил спать.
Взгляд бесцветных глаз погрустнел.
— Вы были очень слабы, сэр. Очень слабы. Я рекомендовал бы вам полежать еще.
— Правую руку, — сказал я и резко занес над ней дубинку. Рука скрючилась, словно раненая змея.
Я зашел за стол, беспричинно усмехаясь. Разумеется, в ящике стола лежал пистолет. У таких людей в ящике стола непременно лежит пистолет, только достают они его слишком поздно, если только достают вообще. Я взял его. Автоматический, тридцать восьмого калибра, стандартная модель, похуже моей, но патроны его подходили к моему. Патронов в ящике не оказалось. Я стал вынимать обойму из пистолета.
Владелец кабинета робко шевельнулся, в его глубоко запавших глазах по-прежнему стояла грусть.
— Возможно, под ковром у вас еще одна кнопка, — сказал я. — И звонок раздается в кабинете начальника полиции. Не касайтесь ее. В течение этого часа я очень опасный человек. Всякий, кто войдет в эту дверь, тут же отправится на тот свет.
— Кнопки под ковром нету, — сказал он. В его голосе слышался очень легкий иностранный акцент.
Я вынул обоймы из обоих пистолетов и поменял местами. Выбросил патрон из ствола его пистолета, вогнал патрон в ствол своего и вышел из-за стола.
На двери был пружинный замок. Я подошел и нажал на нее. Язычок замка щелкнул. Кроме того, там был еще засов. Я задвинул его.
Потом вернулся к столу и сел. На это ушли мои последние силы.
— Виски, — потребовал я.
Владелец кабинета начал было разводить руки.
— Виски, — повторил я.
Он подошел к аптечке, достал оттуда плоскую бутылку с зеленой акцизной маркой и стакан.
— Два стакана, — сказал я. — Ваш виски я уже пробовал.
Достав еще один стакан, он сорвал марку с бутылки, скрутил пробку и наполнил оба.
— Пейте сначала вы, — сказал я.
Владелец кабинета вяло улыбнулся и поднял стакан.
— За ваше здоровье, сэр, — за то, что от него осталось.
Он выпил. Я тоже. Потом взял бутылку, поставил поближе к себе и стал ждать, чтобы тепло дошло до сердца. Сердце усиленно заколотилось, но теперь оно вновь было в груди, а не болталось на шнурке.
— У меня был кошмар, — сказал я. — Преглупое видение. Мерещилось, будто я привязан к койке, напичкан наркотиками и заперт в палате с решетками на окнах. Я очень слаб. Я спал. Я ничего не ел. Я был беспомощен. Меня ударили по голове и привезли куда-то, где все это проделали надо мной. К чему столько хлопот? Я не такая уж важная персона.
Он промолчал. Пристально поглядел на меня. С легкой задумчивостью во взоре, словно размышляя, долго ли еще я проживу.
— Когда я очнулся, вся комната была в дыму, — продолжал я. — Галлюцинация, раздражение зрительного нерва, или как это у вас называется. Только вместо розовых змей мне чудился дым. Я стал кричать, вошел надзиратель и пригрозил дубинкой. Чтобы прийти в себя и отнять ее, потребовалось немало времени. Я забрал у него ключи, взял свою одежду и даже вынул собственные деньги из его кармана. И вот я здесь. Совершенно здоровый. Что вы сказали?
— Я не высказывал замечаний, — ответил владелец кабинета.
— Замечания ждут, когда вы их выскажете, — сказал я. — Даже языки вывалили от нетерпения. Эта штука, — я легонько взмахнул дубинкой, — представляет собой увещеватель. Мне пришлось позаимствовать ее у одного человека.
— Прошу вас, немедленно отдайте ее мне, — сказал он с приятной улыбкой. Похожей на улыбку палача, пришедшего в камеру снять с тебя мерку для виселицы. Чуть дружелюбная, немного покровительственная и вместе с тем слегка настороженная, она могла бы понравиться, будь у тебя возможность пожить подольше.
Я сунул дубинку в ладонь его левой руки.
— Теперь, пожалуйста, пистолет, — мягко потребовал он. — Вы были очень плохи, мистер Марло. Пожалуй, я буду вынужден настоять, чтобы вы вернулись в постель.
Я пристально посмотрел на него.
— Я доктор Сондерборг, — сказал он, — и не намерен допускать никакого сумасбродства.
Перед ним на столе лежала дубинка. Улыбка его была жесткой, будто мороженая рыба. Длинные пальцы шевелились, словно умирающие бабочки.
— Пистолет, пожалуйста, — мягко повторил он. — Я настоятельно советую…
— Который час, надзиратель?
Он слегка опешил. Часы были у меня на руке, только у них давно кончился завод.
— Почти полночь. А что?
— Какой день?
— Уважаемый сэр… Воскресенье, разумеется.
Я оперся о стол и стал размышлять, держа пистолет так, чтобы доктор мог сделать попытку выхватить его.
— Это больше сорока восьми часов. Неудивительно, что у меня были галлюцинации. Кто привез меня сюда?
Он взглянул на меня, и его левая рука поползла к пистолету. Этот человек явно состоял в Обществе блуждающих рук. Девицы, наверное, бывали от него в восторге.
— Не злите меня, — жалобно протянул я. — Не вынуждайте забывать о прекрасных манерах и безупречном языке. Скажите только, как я сюда попал.
