— Сколько утренних доставок в этом районе, миссис Моррисон?
Старушка постаралась не выказать смущения.
— Одна утром, — резко ответила она, — другая днем.
Глаза ее забегали. Кроличий подбородок задрожал. Руки вцепились в резиновую оборку, окаймляющую бело-синий передник.
— Утренняя доставка только что прошла, — задумчиво сказал Рэнделл. — Заказную корреспонденцию носит обычный почтальон?
— Она всегда получала его специальной доставкой, — произнес дрожащий старческий голос.
— Вот как. Но в субботу, когда почтальон не остановился у ее дома, она выбежала и окликнула его. И вы ничего не сказали о специальной доставке.
Приятно было смотреть, как он работает — над кем-то другим.
Старушка широко открыла рот, зубы ее сверкнули блеском, какой появляется после того, как они пролежат всю ночь в стакане с раствором. Потом вдруг пискнула, закрыла лицо передником и выбежала из комнаты.
Рэнделл посмотрел на дверь, за которой она скрылась. Улыбнулся. Улыбка была вымученной.
— Умело и просто, — заметил я. — В предстоящем разговоре возьмите эту неприятную обязанность на себя. Я не люблю расстраивать старых дам — даже если это лживые сплетницы.
Рэнделл продолжал улыбаться.
— Обычная история. — Пожал плечами. — Полицейская работа. Тьфу. Старушка начала с фактов, насколько они были ей известны. Но факты казались не слишком впечатляющими. И она решила их приукрасить.
Мы вышли в коридор. Из глубины дома доносились всхлипывания. Для какого-то терпеливого человека, давно уже мертвого, они, видимо, были оружием окончательного поражения. Для меня — просто всхлипываниями старой женщины, но приятного в них я не находил ничего.
Мы тихо вышли из дома, тихо притворили парадную дверь. Рэнделл надел шляпу и вздохнул. Потом пожал плечами, широко разведя свежие, холеные руки. Из дома все еще доносилось тонкое всхлипывание.
Спина почтальона виднелась за два дома от нас.
— Полицейская работа, — негромко произнес Рэнделл и скривил губы.
Мы подошли к соседнему дому. Миссис Флориан даже не сняла белье. Жесткое, пожелтевшее, оно по-прежнему раскачивалось на проволоке.
Поднялись на крыльцо и позвонили. Ответа не было. Постучали. Ответа не было.
— Прошлый раз было открыто, — сказал я.
Рэнделл, встав спиной к улице, незаметно для постороннего взгляда подергал дверь. Заперто. Мы спустились с крыльца и обогнули дом. Дверь задней веранды была на крючке. Рэнделл постучал. Никакого ответа. Он спустился по двум деревянным ступенькам со следами краски, прошел по запущенной, заросшей травой дорожке и открыл деревянный гараж. Дверь заскрипела. В гараже было полно хлама. Стояло несколько старых сундуков, негодных даже на дрова. Валялись ржавые садовые инструменты, старые консервные банки, рассыпанные и в коробках. В углах по обе стороны двери висела густая паутина с жирными черными пауками. Рэнделл взял щепку и с отсутствующим видом убил их. Потом закрыл гараж и опять подошел к заднему крыльцу. На звонок и стук ответа не последовало.
Неторопливо спустясь, Рэнделл глянул через плечо на улицу.
— Заднюю дверь открыть проще, — сказал он. — Старая гусыня болтать не станет. Она и так совсем завралась.
Взойдя по ступенькам, Рэнделл просунул в дверную щель лезвие ножа и откинул крючок. Мы вошли на веранду. Она была завалена пустыми консервными банками, во многих кишели мухи.
— Господи, ну и жизнь! — сказал он.
Замок на кухонной двери легко открывался отмычкой. Но дверь была заперта еще и на щеколду.
— Мне это не нравится, — сказал я. — Хозяйка, видно, куда-то ушла. Она бы не стала так запираться. Слишком нерадива.
— Вам лучше знать, — сказал Рэнделл. Посмотрел на стеклянную панель двери. — Может, выдавить стекло? Или аккуратно вынуть?
— Лучше сломать щеколду. Кто здесь обратит на это внимание?
— Можно.
Отступив назад, он двинул ногой по замку. Раздался легкий треск, и дверь приоткрылась на несколько дюймов. Мы распахнули ее пошире, вошли, подобрали с полу зазубренный обломок щеколды и аккуратно положили на полку, где стояло около десятка пустых бутылок из-под джина.
На закрытых окнах жужжали мухи. Воздух был спертым. Рэнделл встал посреди кухни и внимательно оглядел ее.
Потом неторопливо подошел к двери в гостиную и распахнул ее носком ботинка. В гостиной ничего не изменилось. Приемник был выключен из сети.
— Хороший аппарат, — сказал Рэнделл. — Обошелся ей недешево. Если покупала его она. Что-то здесь мне не нравится.
Он опустился на колено и осмотрел ковер. Подошел к приемнику сбоку и отодвинул ногой шнур. Показалась розетка. Наклонился и осмотрел ручки настройки.
— Угу, — сказал он. — Гладкие и довольно широкие. Вполне разумно. На шнуре отпечатки пальцев не остаются, так ведь?
— Воткните его в розетку, посмотрим, включен ли приемник.
Рэнделл сунул вилку в розетку на плинтусе. Приемник тут же засветился. Мы подождали. Приемник загудел, потом из динамика полилась громкая музыка. Наступив ногой на шнур, Рэнделл выдернул его из розетки. Звук резко оборвался.
Когда Рэнделл выпрямился, глаза его горели.
Мы бросились в спальню. Миссис Джесси Пирс Флориан лежала наискось поперек кровати в мятом ситцевом платье, голова ее свисала вниз. На спинке налипло что-то темное, привлекающее мух.
Мертва она была уже давно.
Рэнделл не прикасался к ней. Он долго смотрел на мертвое тело, потом, оскалив по-волчьи зубы, взглянул на меня:
— Опять проломленный череп. Только на сей раз это сделано голыми руками. Черт возьми, ну и ручищи! Посмотрите, какие синяки на шее, какие следы от пальцев.
— Смотрите сами, — сказал я и отвернулся. — Бедный старина Налти. Это уже не убийство негра.
31
Блестящий черный жук с розовой головкой и розовыми крапинками медленно полз по гладкому столу Рэнделла. Он шевелил усиками, словно бы определяя перед взлетом направление ветра, и слегка пошатывался, как нагруженная свертками старуха. За другим столом сидел незнакомый мне полицейский и говорил по телефону. Микрофон трубки был старого образца, с широким раструбом, поэтому голос звучал, как шепот в туннеле. Глаза полицейского были полузакрыты, большая, покрытая шрамами рука лежала на столе, между указательным и средним пальцами дымилась сигарета.
Жук дополз до края стола, попытался взлететь и упал. Лежа на спинке, он несколько раз шевельнул тонкими ножками и притворился мертвым. Его никто не трогал, поэтому он опять зашевелил ножками, в конце концов с трудом перевернулся и беспричинно, бесцельно пополз в угол.
На стене висел динамик, передавали сводку об ограблении в Сан-Педро на Сорок четвертой стрит. Совершил его мужчина средних лет, в темно-сером костюме и серой фетровой шляпе. Он побежал в восточном направлении и скрылся среди домов. «При задержании соблюдать осторожность, — говорил оператор. — Разыскиваемый вооружен револьвером тридцать второго калибра и только что ограбил греческий ресторан в доме тридцать девять шестьдесят шесть».
